хочется быть вам полезной, и тут как раз подвернулась возможность… Ты уже говорил со своими друзьями обо мне? Они согласны принять меня в ваш союз?
— Да, Ирена, я говорил, и мое поручительство подействовало. Если желаешь, через несколько дней введу тебя в наш кружок.
— Какой же ты добрый, милый друг мой! О, как бы мне хотелось совершить что-то великое, историческое! Помнишь Шарлотту Корде?
— Не пожелал бы тебе ее судьбы.
— А я не побоялась бы пройти ее путь. Вот это были женщины! По-твоему, теперь таких нет?
— Одну, по крайней мере, я сейчас вижу. Но судьбы Шарлотты, тем не менее, тебе не желаю. Не из зависти, а потому что боюсь тебя потерять. Знаешь ведь, что ты такое для меня.
— Дорогой мой… милый…
И так далее. В тот вечер Илмар поздно распрощался с Иреной. Он опасался за себя, потому что был так молод, а Ирена так хороша. Сомневайся сколько угодно, но слишком красива русалочья песня, и рассудку не удержать тебя от рокового омута. Ты знаешь, что происходящее обман, быть может, сон или еще что- нибудь, но кровь твоя начинает приходить в смятение, дело твое не завершено, а ты уже готов свернуть с пути. Дорогая… говоришь ты, и иногда это не пустой звук. Если бы не тень Вийупа на вашем пути… проснись, Илмар Крисон! Разве ты не видишь, как близка бездна?
Он направился не домой, а к Руйге. И в ту же ночь друг Илмара уехал в деревню к своему товарищу по факультету. А на следующий вечер в квартиру Руйги заявились жандармы. Они основательно все перетрясли, безуспешно разыскивали исчезнувшего студента, но ничего и никого найти не смогли. Предупреждение Ирены было своевременным. Что же оно означало?
Первый раз Илмар пришел в замешательство. Он больше не понимал своих противников.
Днем позже на квартире Цауны опять состоялось совещание. Илмар рассказывал о происшествии с Руйгой, и друзьям пришлось решать трудную загадку: каким образом жандармы вышли на след Руйги и явились с целью его ареста? В кружке соблюдалась максимальная осторожность, и в последнее время никаких действий не предпринималось.
Савелис высказал предположение, что «эта дамочка» пришлась бы им очень кстати и, может быть, стоит в будущем воспользоваться ее помощью, но Цауна тут же заставил его опомниться.
— Не воображай, что она сделала это из любви к нам, — сказал он. — Наверняка в этом есть определенный смысл, и не в нашу пользу. Скоро Янов день… — добавил он, обращаясь к Илмару.
— Да, ну и что? — спросил тот.
— Думаю, до Янова дня следует покончить с этим делом, — сказал Цауна. — Теперь нам все ясно, остается только поставить точку. Потом можем праздновать и отправляться кто куда.
— Цауна прав, — согласился Савелис. — Если станем рассусоливать, то самим не поздоровится. Слава богу, заграничный паспорт у меня уже в кармане.
— Тогда давайте договоримся, где и когда, — сказал Илмар. — Мне тоже это дело начинает надоедать. Пока что все обстоятельства нам на руку. Нужно только надежное, спокойное место…
— Знаю такое место, — перебил его Цауна. — По Петербургскому шоссе, на отлете стоят руины какой-то сгоревшей фабрики. В одном корпусе есть подвал с толстыми стальными дверями. И поблизости нет ни жилья, ни сторожей. Пали хоть из пушки — никто не услышит.
— Вот здорово! — воскликнул Савелис. — Местечко как на заказ. Годится для тайных собраний и ночевок бездомных бродяг!
— Время тайных собраний прошло, — сказал Цауна. — А бродяги летом найдут более подходящие места, где укрыться. Но на всякий случай надо сходить туда ночью и посмотреть — свидетели нам ни к чему.
— Как у вас со временем? — обратился Илмар к товарищам. — Когда вы сможете?
— Будет все готово у тебя — будем готовы и мы, — сказал Савелис. — Ведь соберемся ночью?
— Да, конечно, — ответил Илмар. — Если один из вас сегодня сходит туда ночью и убедится, что место подходящее, то завтра я подготовлю нашу пылкую «товарку»… — мрачно усмехнулся он. — И послезавтра, поближе к ночи можно будет устроить собрание, на которое она давно рвется. Скажем, это будет заседание по приему новых товарищей, а большое совещание состоится несколькими днями позже. Тогда никто нам не помешает. В оставшееся время я устрою свои личные дела и договорюсь насчет места в бункере какого-нибудь судна, чтобы в нужный момент исчезнуть с горизонта.
Обговорив все мелочи, они расстались.
Теперь уже ничто не могло спасти Ирену. Все, что она сделала, обернулось против нее. В этом положении, возможно, только одна жертва с ее стороны могла еще сохранить ей жизнь: откровенное признание, бесстрашное саморазоблачение. Уже не раз подумывала она об этом, но недоставало смелости. Ведь она любила, верила, что Илмар тоже любит ее, и страшилась потерять его.
А тем временем убийственный ход судьбы нес их обоих навстречу неотвратимому. Их обоих захватило некое неодолимое течение, ими же созданное, но они были уже не властны над приведенными в действие силами и изменить направление их действия не могли.
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Подполковник Черепов был человек умный. Он избегал всего, что могло отрицательно повлиять на остроту его мысли и четкость действий. Избрав полем своей деятельности жандармскую службу, он отдавал ей всю энергию, в свой труд вкладывал, так сказать, душу. Но отнюдь не из-за того, что был в восторге от служебных обязанностей и, исполняя их, проявлял глубокое идейное устремление, был убежден в полезности своего труда. Напротив: ему было наплевать на повод, он всегда думал только о плодах, о результатах своих усилий, которые можно было обозначить одним словом — карьера. Роберт Вийуп, Илмар Крисон и им подобные для него были не опасные преступники или просто вредные члены общества — они были вспомогательным средством для устройства карьеры Черепова. Ведь чем рискованней и безрассудней были вынашиваемые ими планы и чем преступней действия, тем выгодней это было Черепову. Если бы случилось чудо и все граждане стали бы лояльными и добропорядочными, а внутри государства воцарилось полнейшее спокойствие, Черепов был бы весьма огорчен.
До сих пор он быстро продвигался наверх, но наряду с успехами возникали и новые запросы — хотелось большего. В Петербурге, в департаменте полиции служило немало состарившихся, на пороге отставки чиновников. Один счастливый случай, мощный рывок — и Черепова могло вынести на вершину. Дело Илмара Крисона представлялось ему именно таким случаем. И он хотел, чтобы Крисон и его товарищи оказались и кровожадными, и опасными настолько, насколько могут быть опасными для гигантской империи несколько отдельных индивидуумов. Возможно, таковыми они и были. Потому данный случай особо интересовал Черепова, и он с самого начала принял решение пустить в ход все средства, какими располагал, и все коварство, на какое был способен.
В Ирене он не сомневался, — она проведет свою операцию с успехом. Ей можно было доверять: Ирена любила жить с комфортом, комфорт стоил денег, и она сделает все, чтобы хорошо заработать. Но Черепов всегда строго придерживался принципа: в особо важных случаях он не полагался только на смекалку своих помощников, но и тайно контролировал их действия. Он никого не считал равным себе по уму, поэтому и теперь душа у него не вполне была спокойна за Ирену — как бы агент не допустил промашку. На этот раз нельзя допустить даже самую малую оплошность, так как неудача могла не только затормозить карьеру Черепова, но и полностью ее перечеркнуть. Перед царем он чувствовал себя ответственным за безопасность Его Величества, а перед самим собой — за свое будущее, и последнее обстоятельство было наиважнейшим.
Вот почему слова Черепова на последней встрече с Иреной: «А теперь театр военных действий на
