Анна поздоровалась со всеми и села у окна.
Девушка заметила, что на столе лежали какие-то свертки и пакеты, а присутствующие переглядывались, будто без слов спрашивали о чем-то друг друга.
Но вот поднялся Финогенов, откашлялся и, застенчиво улыбнувшись, заговорил:
— Дорогой товарищ и прекрасный человек, милая Анна Антоновна… Мы пришли попрощаться с вами и пожелать вам наилучших успехов. Но прощаемся мы с вами ненадолго, через два года будем ждать вас обратно. Можете быть уверены, что кое-что вы здесь уже не узнаете, об этом позаботимся мы, ваши товарищи, остающиеся здесь, на месте. Вы найдете полностью коллективизированные деревни, новые нивы заколосятся на месте сегодняшнего болота. Всегда помните — мы ждем вашего возвращения. Чтобы ежедневно вам об этом напоминать, мы решили положить в ваш чемодан несколько подарков, без которых вам нельзя обойтись ни одного дня.
Развязав один из свертков, Финогенов поднес Анне двухтомник избранных произведений Ленина.
Глубоко растроганная, Анна поблагодарила товарищей.
Потом говорила Гайда, ее недавно вместе с Жаном Пацеплисом приняли в кандидаты партии и назначили заведующей Народным домом. Комсомольцы подарили Анне альбом фотографий, отражавший послевоенные достижения Пурвайской волости.
— Как мне все это доставить на станцию? — смеялась Анна. — Придется просить подводу.
— Если понадобится — хоть две, — сказал Регут. — Но, по всей вероятности, запрягать не придется. Я слышал, что ты поедешь не поездом.
— А как же я попаду в Ригу?
— Это тебе скажет товарищ Лидум.
Анна вопросительно посмотрела на Айвара. Тот улыбнулся так же странно и лукаво, как Клуга:
— Скажу после. Есть одна новость…
Анне очень хотелось узнать эту новость, очевидно уже известную остальным.
Наговорившись вдоволь, все стали расходиться. Анна попрощалась с Гайдой, а Жана попросила пойти с ней на квартиру и захватить оставшиеся вещи, в том числе и новый велосипед. Жан сейчас же привлек к этому делу и Гайду: ей, мол, удобнее отвезти дамский велосипед.
Айвар тоже пошел к Анне на квартиру, которая находилась тут же, по другую сторону большака. Жан и Гайда торопливо собрали вещи и ушли, показывая этим, что у них есть определенное представление о взаимоотношениях Анны и Айвара и что они не хотят мешать их прощанию.
Когда Жан и Гайда ушли, Анна посмотрела на Айвара и спросила:
— Что это за великая тайна, почему мне не придется ехать поездом?
— Тебе придется ехать по другой дороге… — ответил Айвар. — Давеча, когда тебя еще не было в исполкоме, звонил Артур. Он искал тебя, но когда узнал, что я здесь, просил позвать меня к телефону. Сегодня вечером, Анна, нам обоим надо быть в городе…
— Зачем, Айвар?
— Мы приглашены на свадьбу. Мой двоюродный брат женится. Кажется, для тебя не секрет, кто она?
— Нет, Айвар, это ни для кого уже не секрет, — улыбнулась Анна. — Как жаль, что я не знала раньше, ведь надо подумать о подарке.
— И я не в лучшем положении, — сказал Айвар. — Но это беда поправимая. Свадебный подарок можно послать и потом.
— Тогда сейчас же и отправимся?
— Выходит так. Мой мотоцикл в боевой готовности. Между прочим… — Айвар смущенно улыбнулся, — Артур хотел прислать за нами машину, но я его отговорил.
— Почему?
— Чтоб хоть немного побыть с тобой наедине.
Глаза Айвара смеялись, но в общем он казался почти торжественным, и Анна не могла понять, шутит он или говорит всерьез.
Вскоре она уже сидела в боковой коляске, и Айвар с такой тщательностью укутывал ее ноги шерстяным пледом, будто они отправлялись на Северный полюс.
Они выехали засветло. На полях еще работали крестьяне. В колхозном сарае гудела молотилка, а поодаль трактор тащил большой многолемешный плуг, лущивший стерню.
Дождь перестал, но было очень сыро и холодно.
Когда поля Пурвайской волости остались позади, Анна сказала полушутя:
— Ты говорил, что хотел бы остаться со мной наедине. Разве только для того, чтобы молчать всю дорогу?
— Нет, Анныня… — вздохнул Айвар. — У меня есть одно предложение, но… я не знаю, как ты на него посмотришь.
— Какое же? — Анна пыталась произнести это как можно непринужденнее, но голос ее осекся. Он сказал «Анныня» так смущенно и робко, будто что-то запретное.
— Мой отец тоже будет сегодня на свадьбе, — продолжал Айвар. — Ты можешь поехать в Ригу с ним на машине.
— С удовольствием, вот хорошо-то! И это все, что ты хотел мне сказать?
— Нет… это не все.
Айвар осторожно объехал какую-то лужу и только тогда взглянул на Анну.
— Я думаю, тебе не стоит устраиваться в общежитии. У нас с отцом удобная квартира из трех комнат в самом центре. Этой зимой меня почти не будет дома. Если бы ты согласилась жить… в моей комнате.
— Почему тебе этого хочется? — спросила Анна, хотя вопрос был совершенно лишним; она отлично знала почему, но все же хотела, чтобы Айвар сказал это сам… очень, очень хотела.
— Тебе это неприятно?
— Я этого не сказала… Но разве ты не можешь объяснить…
— Ладно, Анныня, скажу… Но только потом, когда ты согласишься жить в моей комнате.
— Позволь мне немного подумать, Айвар.
— Ладно, я подожду до утра.
Остальную часть пути они проехали молча. Айвар казался очень грустным. Анне стало жаль его, и она хотела уже признаться, что предложение Айвара обрадовало ее и что она принимает его, но та же нежная робость, которая до сих пор заставляла их обоих скрывать свои чувства, не позволила и на этот раз произнести искренние слова, которые мгновенно согнали бы грусть с лица Айвара.
4
В кабинете Артура Лидума происходило заседание бюро уездного комитета партии. Надо было обсудить несколько неотложных вопросов: о подготовке школ к новому учебному году, о работе уездного партийного кабинета, об организационно-хозяйственном укреплении новых колхозов и разобрать персональные дела нескольких членов партии. Дела эти возникли после недавней ревизии уездного промкомбината и требовали незамедлительного разрешения.
Заседание началось в четыре. Артур надеялся кончить его часам к семи, так как основные вопросы были тщательно подготовлены, — неподготовленные вопросы он вообще не включал в повестку дня.
— Нельзя превращать заседание в совещание, — имел обыкновение повторять Артур совет своего дяди. — На совещаниях можно часами дискутировать по каждому вопросу, пока не будет достигнута полная ясность, а на заседании все вопросы уже должны быть настолько ясны, чтобы участники могли сразу определить свое отношение к ним. Если этого нет, значит вопрос недостаточно подготовлен.
Принимая решение, он строго придерживался принципа коллегиальности и давал каждому высказать свое мнение, но длинных речей не выносил, поэтому докладчики старались говорить деловито и лаконично, сберегая красноречие для более подходящего случая.
