невидящим взглядом, – в жизни человека, как в природе, все уравнивается: получил что-то – заплати, а за высочайшее счастье и платишь по максимуму. Хорошо, если цена известна с самого начала, знаешь, на что идешь, но и тогда надеешься: бог даст – пронесет, именно с тобой да не случится. Только не пронесет, догонит обязательно – не сразу, так со временем.
– Пап, ты о чем сейчас говоришь, о любви или о небе? – тихо спросила Аня.
Вопрос вряд ли дошел до него; он был где-то далеко, в своем мире, там, где бушевали страсти, жили забытые ощущения; где-то в далеких горах трещали пулеметные очереди и падал на руки убитый друг, навсегда затухало вращение винта разбитой машины, а высоко, в предгрозовом небе летел в вечность маленький самолет.
Иртеньев повернулся и в глубоком раздумье вышел на крыльцо. Аня последовала за ним, беспомощно повторяя:
– Пап, куда же ты? Уже поздно. Вернись. Надо спать ложиться.
У калитки он все-таки остановился.
– Смотри, какая ночь, – сказал он. – Жаль, соловьи не поют. В наш сад часто соловьи прилетают из соседней рощи. Летом можно услышать целый хор.
Голос его звучал ровно, лицо разгладилось, взгляд был мечтателен и прозрачен, как недавно у Темки на качелях. Аня решилась на последний вопрос:
– Пап, раз уж затронули больную тему, хочу выяснить все до конца. Как случилось, что Нора разбилась?
– Она перегоняла устаревший самолет на базу хранения. Погода плохая была, а тут перед самым взлетом кто-то шепнул про меня: слухи, дескать, ходят… Причины катастрофы до сих пор не выяснены. Думаю, в какой-то момент Нора не справилась с управлением.
Военный городок уснул. На улочках глухая тишь, не слышно шагов запоздалых прохожих, лишь шорох листьев под частыми вздохами ветра, чуть заметное качание черных ветвей.
– Матвей придет домой ночевать? – спросила Анна.
– Не знаю, не докладывался. Пошел Таню провожать, возможно, у нее и останется.
Какой-то цепкий зверь прошелся острыми когтями по сердцу, повозился в груди и затих, свернувшись тяжелым клубком.
– Пойдем спать, – невыразительно предложила Аня. – Ты будешь дверь запирать?
– Да, у Матвея свой ключ. Откроет сам, если вернется.
«Если вернется, – с горечью подумала Аня. – Какой смысл ему возвращаться? Он поразмыслил и ушел к женщине, которая будет рядом с ним без всяких сомнений и расчетов. А тебе, дорогуша, остается только лечь в постель и уснуть сном праведника».
Пожелав отцу спокойной ночи, она пошла в свою комнату. Темка мирно посапывал, уютно подложив руку под пухлую щечку, отчего губы его сложились бантиком.
На прикроватной тумбочке в рамке стояла фотография Норы. Аня взяла ее в руки и долго изучала лицо незнакомой женщины. Сережа был похож на отца, а Матвей, бесспорно, пошел в мать. Нора, судя по фотографии, внешности была неяркой и правильностью черт не отличалась, вообще ничего особенного; Елизавета Михайловна в молодости была намного интереснее, но кто разберет мужчин, иногда самые привлекательные из них необъяснимо для окружающих влюбляются в женщин, которые, по единодушному мнению знакомых, их совершенно не стоят. И ведь как влюбляются! До потери соображения, перестают реально оценивать действительность и способны наделать массу глупостей. Кто знает… Если она улыбалась, как Матвей… если так притягивала… если… какое у него лицо, отчего засматриваешься и не можешь оторваться, наваждение, да и только… нет, лучше не думать, спать, спать…
Анна заснула скоро – слишком была измотана событиями минувшего дня – и не слышала, как вернулся Матвей, как бесшумно ходил по дому, задержался у двери ее спальни, постоял, прислушиваясь, и прошел в гостиную.
Глава 6
Погода пока баловала Московскую область: синоптики пообещали еще три солнечных дня; и сегодня с утра светило солнце – нежное, осеннее, самое любимое Аней, золотящее все, к чему прикасалось. Солнечные зайчики на подоконнике и одеяле чуть подрагивали, когда ветерок трогал листья березы за окном.
Дверь спальни приоткрылась и в щель просунулась голова Сережи.
– Хватит спать, лежебоки, – неуверенно сказал он. Увидев, что у Ани и Темки открыты глаза, продолжал громче: – Забыли, что нам на аэродром? Матвей давно ушел. Возьмет и улетит без нас.
Аня резко села на кровати:
– Ужас! Проспали! Который час? – Торопливо полезла в рукава халата. – Матвей ушел? Когда ушел?.. Разве он ночевал дома?! – замерла она.
– Да, я сам его утром будил, как он просил. Даже успел с ним позавтракать, – довольным тоном сообщил Сережа.
– А нас почему не разбудили?
– Мы пойдем следом. Матвей сказал, чтобы подходили к десяти часам.
– Уже полдесятого! Ничего, поедем на машине. Собери для Темки что-нибудь перекусить, покормим в дороге.
К аэродрому подъехали ровно в десять и остановились у полосатого шлагбаума. Несколько солдат из наряда по КПП с любопытством разглядывали серебристую машину. Подошел Богданов в синем летном комбинезоне, свежий, крепкий, подтянутый, склонился к окну «мерседеса».
– Анечка, машину пока поставьте вон там, – показал он. – Матвей поручил вас моим заботам, сам он одевается, готовится к полету. Я провожу вас.
– Дядь Валер, мне разрешат фотографировать? – беспокоился по дороге Сережа.
– Разрешат под моим наблюдением.
– Мам, самолеты! – закричал Темка. – Смотри, как много! Я хочу в самолет!
Крылатые машины выстроились на стоянке летного поля, все они имели зеленовато-серый лесной камуфляж, фонари их были подняты, к кабинам приставлены стремянки. Рядом с истребителями находились техники; вдали выруливал на взлетно-посадочную полосу самолет – воздух вокруг него преломлялся и зыбился; по обширному пространству аэродрома гулял ветерок, разносивший запах скошенной травы и выхлопов газов авиационных двигателей.
– Вон МиГи стоят, – указал Богданов. – Матвей полетит на тридцать четвертом, видите красные бортовые номера?
– Надо же, и самолеты в камуфляже! – дивилась Аня. – На авиапоказах они ярко раскрашены.
– Так ведь у нас строевые самолеты, они не для показов, а для выполнения задач боевой подготовки. Хотя когда-нибудь, если вы не потеряете интерес к военной технике, мы с Матвеем предоставим вам возможность понаблюдать ближний маневренный бой с имитацией атак.
– Да, прошу вас, предоставьте мне такую возможность… Какие красивые! Чистые линии, изящные обводы, стремление ввысь даже в статике. Боевой самолет, а выглядит как прекрасная птица!.. Вижу тридцать четвертый! Вон тот, последний в ряду.
– Нельзя, Анечка, нельзя говорить «последний». Летчики говорят «крайний».
– Ой, типун мне на язык, надо плюнуть три раза через плечо… А эти домики на травке для чего?
– Это стартовый командный пункт, там же летный домик, где летчики отдыхают между полетами и готовятся к очередному вылету.
– Мама, космонавт! – дернул Аню за одежду Темка.
– Какой космонавт, дурашка, это Матвей. – Сережа повернулся к брату.
Тот приближался к ним в полном летном снаряжении, в противоперегрузочном костюме, защитном шлеме, оснащенный какими-то непонятными атрибутами.
– Ну, как вам наши самолеты? – сказал он, подходя к зрителям.
– Нет слов! – воскликнула Аня. – Надо обязательно снять тебя в кабине. Я закажу огромный фотопортрет и повешу дома на стене.
– Это все, чего я заслуживаю? – полушутя спросил Матвей.
Аня смешалась. Он повернулся и пошел к самолету. Взбежал по лесенке в кабину.
