– А ты не будешь делать всякие кубинские восьмерки, петли и бочки? – Аня замерла в счастливо- тревожном ожидании перспективы оказаться с ним вдвоем в небе.
– Я похож на безответственного глупца? – ответил он вопросом на вопрос.
– А как же Темка? Мы не можем взять его с собой.
– Сгоняем, пока он спит. Даже если проснется, папа за ним присмотрит. Одевайся потеплее, живо, гриву свою собери как-нибудь, в карманы ничего не клади и вообще – ничего лишнего.
– Есть, поняла, я сейчас, – лихорадочно засуетилась Аня.
Так, эти джинсы как раз подойдут, кроссовки, куртка достаточно теплая, украшения долой, волосы скрутить и затянуть резинкой. Не удержалась – брызнула на себя духами: нелишне очаровать пилота запахом хороших духов.
В аэроклубе было людно, на летном поле ждали своей очереди парашютисты, то и дело просил разрешения на взлет спортивный или учебный самолет, другой, приземлившись, выруливал на стоянку. Аня, оглушенная рокотом очередного двигателя, теребила тащившего ее за руку Матвея:
– Смотри, здесь очередь.
– Только не для нас, – прокричал он ей в ухо.
Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, появилась возможность разговаривать.
– Опаньки, а вот и подполковник Нагатин! Этого следовало ожидать. Его жена – начальник аэроклуба. – К Матвею энергичным шагом приближался плотный коренастый офицер. У него было широкое лицо с белесыми, грозно сдвинутыми бровями. – Сейчас устроит мне взбучку, нутром чую. Закрой уши на всякий случай.
– Нагатин? Это который с кулаками? Вид у него крайне недружелюбный. Приготовься к самообороне.
– Иртеньев! Тудыть твою в качель! – загремел подполковник голосом, который мало чем уступал реву двигателя ушедшего на взлет самолета. – Какого черта ты тут делаешь? Не налетался сегодня?
– Никак нет, товарищ подполковник, не налетался! – вытянулся Матвей.
– Ты это брось, Иртеньев, недосуг с тобой шутки шутить. Завтра заступаешь на боевое дежурство, тебе приказано отдыхать, а ты мне тут ваньку валяешь!
– Виноват, Федор Иваныч, гости у меня из Москвы, вот решил показать аэроклуб.
– «Гости»… – сварливо повторил подполковник, придирчиво оглядывая Аню из-под насупленных бровей. – Докладывай, что за гости, мне о тебе все знать положено. А то глядишь – сегодня гости, а завтра летчику самолет доверить нельзя.
– Познакомьтесь, Федор Иваныч – Анна Иртеньева, дочь полковника Иртеньева, – отрекомендовал Матвей.
– Шутишь! Семена Палыча дочь? – Нагатин приосанился, лицо его расплылось в широчайшую улыбку. – Так какие ж это гости, это ж свои люди.
Ай да Палыч, ай да партизан, все молчком, никому ни слова. Очень рад, сходство, надо заметить, исключительное. Надолго в наши края?
– К сожалению, завтра надо возвращаться в Москву.
– Не беда, не на край света уезжаете… Иртеньев! Ради такого случая мы перенесем твое дежурство. Мог бы и сам намекнуть.
– Спасибо, Федор Иваныч, нам бы небольшие покатушки, минут на двадцать, исключительно в зоне и в горизонте.
– Валяй, без проблем. Вон Як на подходе. Иди к технику, скажи, что я разрешил… Отличный парень, – поведал Нагатин Анне, с родительской гордостью глядя вслед подтянутой фигуре Матвея. – Храбрец, ас, один из лучших в полку. Это в его-то годы!
– Расскажите мне о летчиках вашего полка, Федор Иваныч, – с неподдельной заинтересованностью попросила Аня. – Мне теперь все о вас надо знать. Много в полку таких, как Матвей?
– Достаточно, чтобы вышибить дух из любого наглеца, который сунется в Россию без приглашения. А вы молодец, наша гвардейская косточка, я сразу заметил, – загорелся Нагатин. Видно было, что тема его волнует. – Верите ли, Анечка, я было пал духом в годы перестройки, думал, не подняться авиаполку, самолеты простаивали, летчики теряли квалификацию, ан нет – летают наши орлы, и беречь каждого необходимо как зеницу ока. От них в первую очередь зависит мирная жизнь нашей страны. Скажете, громкие слова? Преувеличение? Нет, это объективная реальность. Сколько бы ни трудились дипломаты, пацифисты, сколько бы гуманисты ни призывали к всеобщей любви и братству, а люди воевать не перестанут, такова их суть, доказательством тому вся история человечества. Сильная армия – залог политической и экономической независимости государства. Верно я говорю? А какая сила в наши дни главенствует в армии? Правильно: авиация. Без мощной авиации и опытных профессионалов страна беззащитна. Каждый из этих прекрасных, достойных парней гарант нашей с вами безопасности. Я так понимаю этот вопрос – плохо, что не все понимают.
– Вы абсолютно правы, – задумчиво согласилась Аня. – Вот вы сейчас сказали, и я думаю, что вы очень, очень правы. Мы все, должно быть, чего-то не понимаем.
Нагатин помог Ане подняться на крыло самолета, с крыла в тесную кабину, сам затянул на ней ремни, объяснил, как пользоваться переговорным устройством и парашютом.
– Дежурный инструктаж, – успокоил он, – парашют вряд ли понадобится.
Наконец Нагатин исчез из поля зрения. Возникло лицо Матвея.
– Тебе удобно? Сиди смирно, ручки, педали не трогай и вообще ничего не трогай, только смотри.
Фонарь закрыт, теперь голос Матвея в наушниках. Он в передней кабине; жаль, что не рядом, они словно разъединены.
Пилот запустил двигатель и начал руление на линию исполнительного старта. Ане было слышно, как Матвей переговаривался по радио с руководителем полетов. Сердце у нее превратилось в резиновый мяч, который то сжимался, то разжимался – сначала от голоса Матвея по ходу радиообмена – вот так же спокойно, даже буднично он, вероятно, переговаривается на стратосферных высотах, – потом от головокружительного взлета. Облака придвинулись совсем близко, расступились и пропустили маленький самолет, а над головой ничего, кроме остекления кабины, практически никакой преграды между тобой и чистым необъятным небом. Теперь сердце расширилось и заполонило всю грудь от невыразимого восторга и давно забытой ребяческой радости. Значит, и человек может стать птицей и ощутить упоение свободного полета. Глаза, мозг, ощущения в теле самолета, как в теле птицы, а стремительность движения и того больше. Ане захотелось раскинуть руки, как в том сне, и крикнуть на весь мир: «Как чудесно, как я счастлива!» Жаль, размеры кабины не позволяли.
А внизу стелилась земля разноцветными лоскутами, испещренными сверкающими лентами рек и синими кружками озер, в деревеньке на отшибе сверкнули золотом церковные купола. Позади остался аэродром с крошечными самолетиками, зеленые лоскуты леса, размежеванного дачными участками с кукольными домиками.
– Как себя чувствуешь? – спросил Матвей.
– Прекрасно, изумительно, словами не передать!
– Сейчас будет небольшой крен, не пугайся.
Левое крыло опустилось, самолет начал описывать дугу, от этого томительно захватило дух.
– Я люблю тебя, – сказала Анна. – Да, люблю! Никого так не любила.
В наушниках глухое молчание. У Ани оборвалось сердце: а вдруг нельзя признаваться пилоту в любви во время полета. Из соображений безопасности. Правда, на этот счет ей никаких инструкций не давали.
– Матвей, здесь какой-то рычаг ходит туда-сюда у моей ноги.
– Это РУС – ручка управления самолетом. Не трогай. Если не охладеешь к полетам, в следующий раз покажу, как ею пользоваться, сначала на тренажере, потом в воздухе.
– Боже, я умру от страха! Обещай, что научишь.
– Непременно, с огромным удовольствием.
«И на том спасибо, – подумала Аня. – Ведь не ответил, гордец».
Скоро волшебство закончилось, самолет пошел на посадку, мягко пробежал по бетонной полосе; короткое торможение и заход на стоянку. На твердой почве Матвей поддерживал Аню: ее слегка шатало.
