продумали свою совместную жизнь?.. Не слышу ответа… Нет, ты не отворачивайся… Я циник, да? Эгоистичный мальчишка? Признаю, но даже я своими незрелыми мозгами могу вычислить, чем обернется вся эта история. Слушай, братан, женись-ка ты лучше на Тане, клянусь, из меня больше слова не выскочит.
Аня не вытерпела и решительно устремилась на кухню:
– Что ты имеешь против меня? Давай разберемся. Я тебя чем-то обидела? Не припомню за собой. Это ты меня сейчас обижаешь, не пойму за что.
В глазах ее сверкали слезы, она еле сдерживалась: каждое слово Сережи было несправедливо, жестоко, больно ранило и побуждало к самозащите. Юноша встретил ее горящим взглядом:
– За что обижаю? Не догадываешься? Давай собирайся, едем к нам в гарнизон. Поженитесь, будешь примерной женой – кастрюли, стирка, готовка. Идеал семейного счастья. Что молчишь? Даже если согласишься, я тебя не пущу, потому что сбежишь через два-три месяца. Ты ведь у нас бизнесвумен, деловые встречи, рестораны, салоны, бассейны… Знаешь, Аня, я не хочу однажды увидеть Матвея в том же состоянии, в каком сегодня был Виктор. Летчику нельзя ошибаться, другие на ошибках учатся – все, кроме саперов и летчиков.
– Сережа, ты все преувеличиваешь, – не слишком уверенно возразил Матвей, бросив ускользающий взгляд на Аню.
– Однажды наша мама в тяжелом эмоциональном состоянии села за штурвал самолета и больше не вернулась. Я не хочу никаких любовных интрижек в моей семье, ясно вам?! Если вы не прекратите ваших беспечных, опасных отношений, то меня больше не увидите. Делайте что хотите, вольному воля, но только без меня! – Выкрикнув эти слова, Сережа ринулся в свою комнату и с силой захлопнул за собою дверь.
– Кошмар! Что делать, Матвей? – со страхом спросила Аня.
Матвей обнял ее и поцеловал в блестящие завитки на влажном виске.
– Надо дать ему время успокоиться. Хотя признайся, что он в какой-то степени прав. Стоп, не будем пока это обсуждать, – пресек он протестующий порыв Анны. – Я, в отличие от Сережи, не просчитываю любовь наперед. Сейчас мне не хочется задумываться о том, что будет дальше, но пренебрегать братом не могу, сама понимаешь. Необходимо выждать, пока все осядет, устоится…
– Что ты говоришь, Матвей?! – ужаснулась Анна. – Будешь ждать, когда твои чувства осядут? Безусловно, нам надо пожениться. Даже если жизнь в военном городке не для меня. Ты подумай, у меня свое дело, я здесь хорошо зарабатываю… Уверена, что можно найти какой-то компромисс, надо искать выход, посоветоваться с папой, может быть, он нам что-то подскажет.
– Анечка, прости, я не готов сейчас это обсуждать, – твердо повторил Матвей. На лице его появилось упрямое, отчужденное выражение.
Аня мгновенно опомнилась и постыдно перетрусила. Подумать только, до чего она опустилась: умоляет парня на ней жениться, чуть не принуждает. Мужчины этого страшно боятся, она только отпугнет его, если уже не отпугнула.
– Да, конечно… извини, – пролепетала она, испытывая мучительное чувство неловкости.
Вечером они почти не разговаривали. Матвей уединился с Сережей в его комнате, там же ночевал. Аня страдала невыносимо, но старалась виду не показывать. Она даже обрадовалась, когда на следующий день Матвей вспомнил о каких-то неотложных делах и решил ехать домой. Сережа, как ни странно, его не удерживал; впрочем, Аня отлично понимала, по какой причине он одобряет отъезд брата.
Глава 9
Сережа учился на редкость хорошо. Педагоги хвалили его на собраниях хором, при индивидуальных встречах с Аней – каждый на свой лад. Все сходились во мнении, что мальчик вдумчивый, серьезный, учителям не хамит, на переменах не бузит. Хотя с самого начала вышла накладка: Ане пришлось объясняться с родителями двух десятиклассников. Те решили поучить новичка уму-разуму, показать, кто в классе главный, и были примерно отделаны на глазах сверстников. Наглых, пустых отпрысков не менее наглых родителей одноклассники не любили, поэтому с удовольствием свидетельствовали не в пользу последних на разбирательстве школьного ЧП. Особенно постарались девочки. Они буквально пылали справедливым негодованием, когда выгораживали Сережу. Что до Ани, то она бросилась защищать брата, как волчица своего детеныша.
– Браво, посмотрите на своих сынков! – чихвостила Аня воинственно настроенных родителей. Рослые сынки стояли бок о бок со скорбными, взывающими к состраданию физиономиями, сплошь в ссадинах. – Здоровенные жлобы! Чинно гуляли по коридору, беседовали о возвышенном, как вдруг чудовище в облике Сергея Иртеньева напало на них ни с того ни с сего и зверски избило. Почему-то здесь разбирают поведение Иртеньева, тогда как все видели, что зачинщики эти двое. У меня больше оснований требовать объяснений.
Инцидент замяли, с тех пор Сережу никто не задевал, напротив, у него появились почитатели, как среди юношей, так и среди девушек. В квартиру Иртеньевых стали наведываться одноклассники Сережи. Аня не возражала против частых визитов: ей было спокойнее, когда Сережа сидел дома, а не болтался по вечерам неизвестно где. Любознательный Темка терся около молодежи, и Сережа никогда его не прогонял. Он необыкновенно привязался к мальчонке, уделял ему много времени, часто ходил с ним гулять. Темка был счастлив, когда юный дядя сопровождал его на прогулках: можно было погонять в футбол на закрытой детской площадке или покатать мяч клюшками – с Юлей или мамой так не получалось.
– Пустынные у вас дворы, – вынес свои наблюдения Сережа. – Я в детстве со двора не вылезал, в любую погоду. У нас было дворовое братство, чего мы только не выдумывали и где только не шастали. А здесь мальчишек нет, одни малыши с няньками. Темка подрастет, дружить будет не с кем.
– Что делать, Сереженька, большой город – много людей, а среди них всякие отморозки и выродки попадаются. Родители боятся выпускать детей на улицу без присмотра.
Взгляд юноши заволокло дымкой воспоминаний.
– Летом мы убегали далеко в поле за аэродром, смотрели, как самолеты взлетают – по одному, парами или звеньями, а случалось, вся эскадрилья вылетала на учения. Стоило видеть это зрелище. У нас там свои окопы были; мы играли в войну, истребители в небе были нашей номинальной поддержкой. А еще рыбачили на реке, мама радовалась, когда я рыбу домой приносил… – Он тяжело замолчал, потом добавил: – После ранения папы и гибели мамы я больше не играл в войну.
О Матвее он с сестрой не заговаривал, но нередко, всецело отдавшись мечтам об упрямом летчике, Аня неожиданно ловила на себе сумрачный, пронизывающий взгляд Сережи.
Ребята к нему приходили разные – некоторые были шумные, раскрепощенные; из-за двери его комнаты подчас доносился грубый хохот, забористая речь. К таким гостям Аня Темку не допускала, а Валя, которая периодически наведывалась к Анне, возмущалась:
– Невоспитанные! Как ты позволяешь, Аня? Ругаются, ржут как жеребцы. Испортят тебе брата.
– Не испортят, Сережа мой с понятием. Знаешь, Валь, просто диву даюсь: ведь мальчик еще совсем, а стержень в душе имеет и никаким влияниям не поддается. А то, что ржут и выражаются, так ведь парням так и положено. Они-то думают, что мы их не слышим, и ведут себя как в мужской компании.
Бывали у Сережи юноши и девушки совершенно иного склада – интеллигентные, вежливые до невозможности, с Аней предупредительные. Беседовали тихо, сдержанными голосами; Аня, проходя мимо Сережиной комнаты, слышала монотонный, струйкой льющийся тенорок кого-то из гостей. Похоже, один читал, другие слушали.
Однажды Аня и Валя не утерпели и подслушали под дверью:
– «…Именно в бессмертии духа будут заложены все явления жизненных энергий. Каковы отложения, таковы будущие кристаллы. И мысль, и сердце, и творчество, все другие проявления собирают эту энергию. Весь огненный потенциал духа состоит из излучений жизненных энергий. Потому, говоря о духе и сознании, принять нужно это, как кристалл всех высших выявлений…» Подруги посмотрели друг на друга.
– Так и просится знаменитое чеховское «чаво?», – произнесла Валя. – Что это за тарабарщина, ради всего святого?
– Агни-йога, – с уважением пояснила Аня. – Темнота ты, Валентина, тысячи людей этим увлекаются, а ты – «чаво?».
– Да зачем это Сереже?
– А ни за чем. Он из вежливости слушает и для общей эрудиции. Говорю тебе, парнишку ничем не
