«Так просто уйти она не могла, — думал Алексей, — наверное, заболела». Выбрав удобный момент, когда Ядову подали стакан с нарзаном, он поднялся и потихоньку вышел из зала.
Для того чтобы уйти незаметным, Алексей был слишком высок. В душе он ругал себя, что упустил хороший случай объясниться с Ларисой. А молчать он больше не мог.
Спустившись по эскалатору в метро, Алексей прислонился спиной к холодной мраморной колонне и стал ждать поезда до Сокольников. Настроение было подавленное. Из головы не выходила Лариса. «Медведь, тюлень!» — ругал он себя за то, что в суде сел так далеко от двери. С этой мыслью он повернулся в сторону и замер от неожиданности. Рядом, у другой такой же колонны, стояла Лариса. И какое совпадение — она тоже прислонилась к колонне спиной и о чем-то думала. Алексей подошел к ней так, чтоб она его не увидела.
Прошло два поезда, а Лариса все стояла на одном месте, уставившись на стену отсутствующим взглядом. Алексей набрался смелости и, подойдя к ней совсем близко, слегка коснулся ее плеча.
Лариса повернулась и вздрогнула. По выражению ее лица можно было подумать, что она хотела вскрикнуть, но у нее захватило дух.
— Лариса, прости… Я был тогда не прав, — начал Алексей и сразу же замялся.
Лариса быстро взяла себя в руки и не дала ему докончить.
— Оставь меня в покое. Я не в твоем вкусе!
— Лариса!.. — взмолился Алексей, приложив руки к груди. — Выслушай меня.
— Не имею ни малейшего желания. И потом, ты ведь сам сказал, что в вашей Сибири таких, как я, зовут свиристелками!
Сказав это, Лариса побежала к головному вагону подошедшего поезда и вошла в него в самый последний момент, когда двери уже закрывались.
Алексей остался на платформе. Он видел через стекло вагона, что она даже не повернула головы, чтобы посмотреть, вошел он или остался. «Вот тебе и тактика Дантона».
Дождавшись следующего поезда, Алексей поехал в общежитие.
6
На другой день после вечеринки Ленчик пришел к Наташе. Елены Прохоровны дома не было. Илья Филиппович отправился в Кремль на совещание металлургов.
Некоторое время Наташа не знала, с чего начать разговор, но потом решила, что петлять незачем.
— Виктор, я думаю, ты догадываешься, зачем я просила тебя зайти. Скажу тебе откровенно — Николай мне дорог по-прежнему… — Наташа подошла к окну, втянула голову в плечи, как в ознобе. — А может быть, еще дороже. Если ты помнишь, я уже однажды говорила тебе об этом. Ты сказал, что хочешь быть моим другом. Если это так, то пойми меня правильно и не обижайся. Я должна повидать Николая как можно быстрее. — Наташа повернулась к Ленчику, в упор взглянула на него. — Отведи меня к нему… Или дай мне его адрес.
Несколько секунд Ленчик молчал.
— Ну, что ж, — сказал он наконец, — если эта встреча так необходима, я сделаю все, чтоб она состоялась. Пожалуйста. Хотя предупреждаю, что устроить ее не так-то легко. Его адрес я забыл, а так, зрительно, барак помню. Можем поехать туда хоть сейчас. Только хорошенько подумай, Наташа, стоит ли ехать тебе самой? Его жена пьяница и… — Ленчик замялся, стал закуривать. — Она ревнует его чуть ли не к столбу.
Разговор был трудный. Условились, что Ленчик постарается вечером приехать вместе с Николаем к памятнику Пушкина.
Ожидание Наташе казалось вечностью. Проводив Ленчика, она прошла в комнату матери, в которой висел портрет отца в парадной генеральской форме. Добрый и улыбающийся, он, как живой, смотрел на нее со стены и словно хотел в чем-то ободрить. «Вот ты бы меня понял», — мысленно обратилась Наташа к портрету, и ей показалось, что отец легонько наклонил голову в ответ ее мыслям.
На туалетном столике Елены Прохоровны красок, кремов и румян стало больше, чем три года назад. Раньше на нем стояли духи «Красная Москва», пудра, лак для ногтей и крем «Снежинка». Теперь, кроме этого, появились какие-то замысловатые ланцеты, зажимы, заколки… Одной губной помады было несколько сортов.
Чтобы убить время, Наташа решила перебрать библиотеку, которая изрядно запылилась и кое-где в дальних углах подернулась тонкой паутиной. Особой любви к книгам Елена Прохоровна не питала, хотя иногда жаловалась, что из-за домашних хлопот ей приходится мало читать.
В старенькой записной книжке, уже пожелтевшей от времени, Наташа нашла номер телефона места старой работы Николая. «Будь, что будет», — решила она и набрала номер. В трубке послышался глуховатый голос человека, который представился старшим лейтенантом Гусенициным.
— Простите меня, товарищ старший лейтенант, Я очень прошу вас, помогите мне разыскать вашего бывшего сотрудника сержанта Захарова.
Голос в трубке ответил, что такой у них не работает уже три года.
— Может быть, вы скажете, где он? Я его школьный товарищ. Мы не виделись с ним три года.
Глуховатый голос снова ответил, что никаких сведений о Захарове не имеет.
Не дав Гусеницину положить трубку, Наташа заговорила умоляюще:
— Товарищ старший лейтенант, я вас очень прошу, скажите, это правда, что у Захарова большие неприятности по службе? Не делайте из этого государственной тайны. Мне не нужно подробностей.
Но и на это из трубки донеслось:
— Не знаю, не знаю. А что касается неприятностей, у кого их не бывает. Сведений о нем никаких не имею. У нас его уже забыли.
Никогда короткие телефонные гудки не казались Наташе такими резкими, как сейчас.
Мысль навестить мать Николая пришла неожиданно. Наташа быстро сбежала по лестнице и через двадцать минут свернула в тихий Ковровый переулок. «Неужели я ошиблась?» — недоумевала она. На углу, где раньше стоял маленький двухэтажный домик, все было по-новому. Целый квартал старых деревянных домов был снесен, и вместо них возвышался один большой, десятиэтажный корпус, весь первый этаж которого занимал универсальный магазин.
Домой Наташа вернулась усталая. На полу в беспорядке лежали книги. Перетирая их, она думала: «А что, если Виктор приведет его пьяного? Нет, нет, он этого не сделает. А впрочем… Если не так уж сильно, то… О нет! А вдруг за ним следом увяжется жена?»
Много передумала Наташа, пока, наконец, в коридоре не раздался звонок. Один длинный, один короткий, как точка: так звонил только Ленчик. Дверь она открывала с замирающим сердцем.
Ленчик был один. Он молча прошел в комнату и устало опустился в кресло. Наташа смотрела на него пугливо и настороженно.
— Хорошо, что ты не пошла со мной, — заговорил Ленчик после некоторого молчания. — Мое сердце как будто предчувствовало, что могла произойти колоссальная неприятность. — Он развел руками, словно желая показать размеры этой неприятности. — Когда я постучал в дверь и вошел в комнату, он с отчаянным, хриплым окриком спросил, что мне нужно? Я представился. Он вначале меня не узнал. Я попытался объяснить, кто я такой и зачем пришел. Он выслушал, потом встал и заревел: «Жалеть пришли? Благодетели! Вон!!!»
«Он, он… Это в его характере!» — думала Наташа.
— Рассказывай, рассказывай, покуришь потом, — торопила она Ленчика, который медленно и со смаком раскуривал свою трубку.
Но Ленчик не спешил. Поставив на подлокотник кресла пепельницу, он продолжал с усталым и сочувственным выражением лица:
— Я хотел дождаться, пока он утихомирится, но он расходился все сильней и сильней. Потом по твоему адресу понеслась такая ругань!.. Тут я понял, что он стал заговариваться. Обычные галлюцинации алкоголика и полный провал памяти. Начал спорить с воображаемым доктором — за доктора он, очевидно, принял меня, — который якобы хочет принудительно положить его в психолечебницу. Назвал меня эскулапом, который ни черта не понимает. Когда я собрался уходить, в барак вошла пожилая женщина в грязной замасленной кофте. Он назвал ее Варькой. Спросила меня, кто я и зачем пожаловал. Видно, что и
