спасается бегством, но и берет на себя инициативу и пытается обойти с флангов. Арриан рекомендует в этом случае противостоять таким попыткам, не растягивая фронт. Чтобы блокировать такой маневр, полководец, говорит он, должен послать конницу против нападающих.
Третье возможное развитие ситуации является для римлян предпочтительным. Они сохраняют за собой инициативу и производят маневры. Как при штурме городских укреплений, им надлежит выбрать самое слабое место в боевых порядках противника170. Честь завязать сражение выпадает пехотинцам вспомогательных войск, устремлявшихся к месту, которое их командир считает наименее защищенным171. Во всех этих предприятиях проявляется постоянная черта — хотя конница играет все возрастающую роль в III в., пехота, в частности легионная, остается «царицей сражений» на протяжении всей Ранней империи172. Она имеет тройное преимущество: ударный, или массированный эффект173, поскольку воины третьей линии, как правило, подпирают более молодых, стоящих впереди174. Такой натиск смертелен, так как первая линия щетинится копьями. Наконец, тренированность римлян позволяет им двигаться, даже если они встречают препятствия (например, небольшой пригорок), при этом их фаланга не распадается. Кроме того, они хорошо защищены, потому что в этот момент «делают черепаху»175: воины первого ряда, щит к щиту, образуют защитную стену против врагов; воины следующих линий держат свои щиты над головами, так что стрелы варваров не имеют никакой возможности их поразить. Одновременно, завязывая повсюду рукопашный бой, легкие пехотинцы, лучники и пращники поддерживали действия тяжелой пехоты. Во время своих маневров римские солдаты ни в коем случае не должны были терять из виду знамена (орлы, signa и vexilla) 176, им следовало внимательно воспринимать приказы, передаваемые с помощью труб и рожков.
В этих условиях коннице отводится второстепенная роль177. Легкие отряды преследуют врага и осыпают его градом стрел и дротиков; но катафрактарии не производят такого же эффекта массы и удара, как легионеры — их панцири предназначены для защиты, а не для увеличения ударной мощи. Конник обладает лишь одним преимуществом — он подавляет пехотинца, потому что господствует над ним с высоты своего коня. В любом случае его действия заканчиваются индивидуальным поединком, в ходе которого он всегда может совершить какой-нибудь геройский поступок. Так, во время войны Тита против иудеев «один из конников когорт по имени Педаний, в то время как иудеи были уже обращены в бегство и их сталкивали в беспорядке в глубину оврага, пустил вскачь своего коня, бросив уздечку, вслед за ними и поймал одного из бежавших врагов, юношу массивного телосложения, вооруженного с головы до ног. Он схватил его за лодыжку, наклонившись всем телом со своего скакавшего галопом коня и показав исключительную силу рук и всего тела и не менее исключительную ловкость в верховой езде. Бодро ведя своего пленника, словно ценный предмет, он доставил его к Цезарю. Тит выразил свое восхищение силой того, кто совершил этот захват»178.
Вернемся теперь к пехоте. Совершив приказанные маневры, она вступала в рукопашный бой в лучших условиях, если неприятельские ряды в момент столкновения были расстроены. В ходе сражения, которое происходило внутри Иерусалима, «стрелы и копья были бесполезны как для одних (римлян), так и для других (иудеев); выхватив свои мечи, они бились врукопашную. В пылу битвы нельзя было разобрать, на чьей стороне каждый в отдельности сражается, так как люди стояли густой толпой, смешавшись между собою в общей свалке, а отдельные крики из-за своей громкости сливались в общий»179.
Все приведенные описания как бы объединяются и обобщаются в одном рассказе о сражении, который обязан большей частью своих достоинств удивительно четкому стилю Тацита180. Дело происходит на острове Британия в 83 г. «Сначала, пока противники не сошлись вплотную, бой велся ими на расстоянии, и бритты при помощи своих огромных мечей и небольших щитов упорно и вместе с тем ловко или перехватывали пущенные нашими дротики, или отбивали их на лету, одновременно осыпая нас градом стрел, пока Агрикола не обратился, наконец, к четырем когортам батавов и двум — тунгров, призвав их пустить в ход мечи и вступить в рукопашную схватку, в чем благодаря длительной службе в войске они были опытны и искусны и что давало им перевес над врагами, ибо лишенный острия меч бриттов непригоден для боя, в котором враги, столкнувшись грудь с грудью, вступают в единоборство. И вот батавы стали обрушивать удары своих мечей на бриттов, разить их выпуклостями щитов, колоть в ничем не прикрытые лица и, сокрушив тех, кто стоял на равнине, подниматься, сражаясь, по склону холма, а остальные когорты, соревнуясь с ними и поддержанные их натиском, — рубить всех попадавшихся им навстречу; и, торопясь довершить победу, наши оставляли за собой легко раненных и даже невредимых врагов. Между тем и отряды конницы, после того, как колесницы бриттов были обращены в бегство, ринулись на неприятеля, с которым уже дрались наши пешие. И хотя они своим появлением вселили в него еще больший страх, все же из-за плотных скопищ врага и неровности местности их порыв вскоре выдохся; и все происходившее здесь меньше всего походило на боевые действия конницы, ибо с трудом удерживавшихся на склоне всадников теснили к тому же тела сбившихся в беспорядочную кучу коней; и нередко неведомо как затесавшиеся в эту суматоху колесницы, а также перепуганные, оставшиеся без всадников кони наскакивали на них, как кого заносил страх, и сбоку, и спереди. Тогда те из бриттов, которые, не участвуя в битве, все еще занимали вершины холмов и, стоя в бездействии, насмехались над малочисленностью римского войска, стали понемногу спускаться с возвышенностей и обходить побеждающих с тыла, в чем они и успели бы, если б Агрикола, именно этого и опасавшийся, не бросил на наступающего противника четыре конных отряда, прибереженные им на случай возможных в сражении неожиданностей; и чем яростнее враги набегали на них, с тем большим ожесточением были отбиваемы и обращаемы в бегство».
Когда варвары понимают, что они побеждены, некоторые из них сдаются, тогда их берут в плен, а в дальнейшем продают в рабство или немедленно убивают181.
Другие бегут. Тогда начинается преследование. Здесь все военные специалисты рекомендуют крайнюю осторожность182; нужно не попасть в ловушку, засаду. Легионеры прежде всего методично прочесывают местность183, затем конница бросается преследовать бегущих врагов184. Одна недавно открытая надпись объясняет сценку с Колонны Траяна, которая также воспроизведена на памятнике в Адамклисси185: Тиберий Клавдий Максим, родом из Филипп в Македонии, схватил царя даков Децебала и убил его, прежде чем последний успел покончить с собой; затем он отрезал голову своей жертвы и принес ее Траяну. Наконец, убедившись, что они больше ничем не рискуют, солдаты грабят обоз побежденных.
После сражения римляне обязаны проявить свою pietas, т.е. отдать людям и богам то, что им причитается. В то время как врачи ухаживают за ранеными, живые погребают мертвых186. Марк Целий, центурион, убитый при поражении Вара, был похоронен в Ксантене, в провинции Германия187. Победители сооружают трофей, для чего они устанавливают куклу и увешивают ее оружием, отнятым у противника. Подчас этот памятник великим событиям увековечивали в бронзе или высекали в камне, украсив мрамором. Самое внушительное из ныне известных подобных сооружений находится в Адамклисси188. В завершение по возвращении в Рим, в случае, если солдаты провозгласили это на поле боя, римский полководец мог получить от императора овацию189 или, за отсутствием триумфа как такового, триумфальные украшения (в связи с их религиозным значением эти церемонии далее будут исследованы подробнее).
Заключение
Итак, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что римская армия никогда не представляла собой толпы: когда боевые отряды перемещались, каждое из них занимало свое определенное место; при осадах и в сражениях в открытом поле они занимали четко установленное положение. Ни один маневр не проводился по воле случая, и (что не менее важно) теоретики немало размышляли по поводу походного построения и боевых порядков: следовательно, существовала настоящая римская военная наука, хотя она часто и основывалась на греческих идеях. Но применение этих знаний требовало четкого взаимодействия между командирами и солдатами; первые должны обладать знаниями, вторые — уметь подчиняться. Подобная гармония не могла существовать без качественного набора и постоянной тренировки.
Примечания:
