Распятый в янтаре
Заказное письмо из Литвы застало меня врасплох. Разобравшись в латинице на конверте, я наконец понял, что оно от моего друга Яна. И мне очень живо вспомнились события двухлетней давности, уже успевшие подернуться в душе легким радужным флером…
В начале августа 1998 года я приехал в Литву, страну моих грез.
По стечению жизненных обстоятельств и воле сильных мира сего я не был здесь десять лет, а в прежние годы, напротив, бывал почти каждое лето — вместе с родителями. Ребенком я узнал красоту этой благословенной земли, и сохранил ее в памяти, чтобы вернуться.
И вот я вернулся к высоким зеленым холмам, заливным лугам, мирным дубравам, пышным цветникам и уютным домикам гостеприимных обитателей. Не знаю, видят ли они сами эту благодать, или для этого надо родиться за тысячи километров, а потом медленно гнить в грязи и сутолоке мегаполиса?
Город, в котором мы отдыхали, стоял на озере, точнее — на озерах, плавно переходящих одно в другое и образующих в плане подобие человеческой фигуры. Сердцем его был остров со старинным замком, что много веков назад возвел один из Великих князей Литвы. Во времена моего детства лишь часть замка была отреставрирована, остальное же представляло собой живописные руины. Мальчишкой я обожал ползать по нагретым солнцем огромным камням, забираясь все выше и вызывая неудовольствие родителей. Теперь наконец реставрация была завершена, поверх древней кладки из ледниковых валунов вознеслись стены красного кирпича, наполнив старую форму новым содержанием. Но честно говоря, мне милее была древность.
Всего десять дней провел я здесь в этот раз — все, что мог себе позволить. Но дни эти стоили многих месяцев моей жалкой и суетной жизни.
Именно тогда я познакомился с местным парнем по имени Ян. Так назвали его родители-католики в честь святого Яна Непомуцена, покровителя города. Сам Ян особо религиозным не был, в костел ходил редко и в основном из эстетических соображений, однако живо интересовался всем удивительным и сверхъестественным. На этой почве мы и сошлись.
Ян оказался знатоком местных легенд и преданий, связанных с озером и замком. Впрочем, рассказы о призраке Великого князя, помогающем добрым и наказывающем злых, а также сказка о несчастных влюбленных, превратившихся в лебедей, были достаточно традиционны. Меня больше занимали истории с мрачным ароматом тысячелетнего язычества этой земли. Похоже, некоторые из здешних обитателей верили, к примеру, что озеро не замерзнет и не вскроется, не приняв человеческую жертву, не забрав чью-то голову. От этого суеверия якобы и пошло название озера, звучащее по-русски как «Голова».
Впрочем, по другой версии, название происходило от поверженного Великим князем врага-крестоносца, чья отрубленная голова была брошена в озеро много веков назад, но порой всплывает в штормовую погоду и сулит несчастья увидевшим ее.
Особенно жутко было слушать подобные истории поздним вечером — на низкой деревянной скамейке у самого берега, под загадочный плеск волн и отдаленный лай собак, когда из- за леса восходит огромная кровавая Луна…
Другим увлечением Яна, кроме мистики и фольклора, был янтарь. Не раз он специально ездил на Балтийское море, чтобы самому принять от природы ее таинственные дары. Его вдохновляла древность этих каплей смолы, застывших миллионы лет назад, и древность существ, что когда-то нашли в них могилу — причудливых насекомых, диковинных растений и даже маленьких рыб. Подумать только, говорил он, мы их держим в руках, как ни в чем не бывало, а ведь они были современниками динозавров!
Вежливо разделяя его восторг, я склонен был думать, что янтарь — материал, загадочный и сам по себе. Например потому, что его не находят нигде, кроме Балтики, хотя жаркие и влажные леса, сочащиеся смолой, росли когда-то по всей Земле — их останки обнаружены даже в Антарктиде. С давних пор люди приписывали янтарю целебные и магические свойства…
Все хорошее быстро кончается. Я вернулся домой — и очень вовремя, ибо через пару дней грянул кризис. Август в нашей стране щедр на сюрпризы.
И вот теперь я держал в руках письмо Яна, похоже, снова посвященное давней теме. К счастью, мой далекий друг принадлежал к поколению — возможно, последнему, — которое еще умело неплохо говорить и писать по-русски, а также владело литературными приемами.
'Привет, Алексей! — писал он. — Надеюсь, ты еще помнишь меня. Жаль, что тебе не удалось выбраться к нам в последние два года. Честно говоря, мне тебя не хватало — тут мало с кем можно так поговорить.
Помнишь наши беседы о всяких странных и жутких вещах? Похоже, с одной из них я столкнулся лицом к лицу. И наверное, только ты сможешь разобраться в ней по-настоящему.
В письме ты найдешь кусок янтаря с распятием внутри.
Не думай, я не ударился вдруг в религию предков и не собираюсь обращать тебя в католичество. Все гораздо чуднее, чем можно вообразить.
Я знаю, как ты неравнодушен к нашему народному творчеству — надеюсь, глиняные колокольчики еще звенят в твоем доме, — но поверь: это не изделие какого-то хитроумного ремесленника. Похоже, это вообще не дело человеческих рук. Его, можно сказать, само море выбросило к моим ногам — вместе с другими кусками янтаря, уже ничем не примечательными.
Я помню тот день — мерные волны, легкий ветер, узор облаков на небе и шепот сосен на обрывистом берегу, мокрый песок пустынного пляжа… Я могу точно показать место, где нашел ЭТО. Не приснилось же мне оно!
Представь себе разброд моих мыслей. Что это — Божье чудо? Или вся наша хронология — миф, а время способно шутить? Или Спасителю нынче стукнуло не двадцать веков, а двадцать миллионов? Или динозавры уже были христианами? Ну как этот крест мог попасть в смолу деревьев, исчезнувших задолго до появления человека на Земле?
Вооружившись лупой, как Шерлок Холмс, я решил рассмотреть находку повнимательнее — и меня ждало новое невероятное открытие. Посмотри сам и согласись со мной: распятый на кресте — не Иисус! По-моему, там вообще не человек. Разве что сумасшедшему пришло бы в голову изобразить Спасителя в подобном виде, но откуда этому безумцу взяться в лесах палеогена?
Дальше было еще интереснее. Я заметил, что мое странное распятие светится по ночам — то ярче, то слабее. По-моему, это как-то связано с фазами Луны. А может быть, я невольно фантазирую? Тут нужен научный подход — и это еще одна из причин, почему я обращаюсь к тебе. Ты работаешь в университете — покажи янтарь ученым, пусть они разберутся.
На меня он, похоже, плохо действует. Когда я клал его рядом с собой на ночь, мне снились кошмары, которые я однако никак не могу вспомнить. Но последний случай меня просто доканал. Помнишь нашу скамейку у озера? Как-то я вышел там посидеть вечерком при свете Луны… но вдруг из воды бесшумно появились какие-то длинные черные тени, и устремились прямо ко мне! Конечно, я тут же дал деру, так и не узнав, что это за существа.
Ты скажешь: наверное, то были бобры. Мы с тобой видели подгрызенные ими деревья и глубокие норы в берегу. Но звери эти слишком пугливы, чтобы показываться человеку. И разве у бобров бывают глаза, горящие красным огнем?
Хочу тебе рассказать еще об одном открытии. Изучив распятие настолько подробно, насколько позволила прозрачность камня, я обнаружил надписи на кресте. Это не наш алфавит, и не ваш. Такие символы никому не известны.
Но мне кажется, я видел их в детстве на руинах замка и каменных плитах, что белеют на дне озера при хорошей погоде. К сожалению, теперь я уже ничего не могу найти. Может, память подводит меня?
Отправляю тебе янтарь и с нетерпением жду ответа.
Желаю здоровья и успехов в работе,
твой друг Ян.'
Прочитав письмо, я вздохнул. Похоже, из наших бесед этот простой парень так и не уяснил, что время пламенных естествоиспытателей и ученых энциклопедистов давно прошло. Нынешние ученые в массе своей — скорее винтики в тяжело скрежещущей машине; служащие, задавленные бумажной рутиной и борьбой за выживание; узкие специалисты, готовые проявить прискорбное непонимание во всем, что выходит за рамки их деятельности. Но даже если бы…
Самое грустное было в том, что загадочной находки в конверте не было. Осталось только немного янтарной крошки. Забыл сказать, что письмо пришло поврежденным, о чем имелась соответствующая надпись на боку. Бумага была сначала порвана, а потом заклеена пластиком. Подобное совсем не редкость при международных пересылках.
Что там ищут — валюту? наркотики? компромат? Или зря мы грешим на чью-то злую волю и неуемное любопытство, а виною всему случай? Не знаю… Может, Ян и не клал янтарь в свое послание, и письмо его — хитроумный розыгрыш, фантастический рассказ начинающего писателя? Помнится, ведь он завидовал мне в этом плане!
Так и не решив, что можно ответить на странное письмо, я отложил его в долгий ящик. А вскоре и забыл за чередой новых событий, всколыхнувших страну. Взрыв на Пушкинской площади, гибель подводной лодки «Курск», пожар на Останкинской башне… и новые столкновения в Чечне.
Почему же нам так не везет в это время года?
Или верно сказано в забытых преданиях: август — месяц древнего бога Йог-Сотота, что нисходит на прОклятые земли, дабы собрать нечестивую жатву. И неведомо людям, кто снимет проклятие и остановит погибель.
Так или иначе, за августом пришел сентябрь. Начался учебный год — изматывающий марафон, вечная битва с равнодушием и невежеством; сотни лиц, сливающихся в серое пятно; бумажная волокита и всяческая суета. Хмурое небо оплакало нас дождями, а потом пошел снег.
Я вспомнил о своих литовских знакомых только под Рождество.
И позвонив им, чтобы поздравить, услышал скорбную весть.
Ян утонул, катаясь на лодке поздней осенью.
Вскоре после этого озеро покрылось льдом.
Рафаил
Мы познакомились с ним на собрании литературного клуба «Монолит» в 92-ом. Сборища эти происходили в Зеленограде, в полуподвальном помещении одного кафе. Местным это было достаточно удобно, а нам, москвичам, приходилось добираться сначала на метро, а затем на междугороднем автобусе. Туда мы обычно ехали по отдельности, а обратно — вместе, так было веселее и безопаснее.