не должно искать только в пустынях: весь мир исполнен Его. Если желаешь изъявить ревностную признательность к небесной благости, то благотвори на престоле.
Завоевание Казанского царства, счастливое для России, было гибелью для многих христиан; вдовы, сироты, матери убиенных льют слезы: утешь их своею милостью.
Вот дело царское”.
Когда не внял молодой царь мудрым словам святого старца, предрек ему Максим Грек, что не привезет он с собою назад в Москву младенца-царевича живым. И сбылось предсказание старца: не доезжая монастыря Кирилловского Белозерского, еще на Шексне-реке, умер царевич Димитрий.
Утешал горюющий царь всеми силами свою молодую царицу, что плачем разливалась о своем первенце. На верху у царицы непрестанно служба шла печальная, вдвое больше милостыни раздавала царица в эти дни скорбные, отовсюду стекались к ней иноки благочестивые, странные люди, юродивые… Все же ничто не утешало царицу, и часто сидела она в думах глубоких и печальных одиноко у себя в горницах. В один из этих дней скорбных пришел молодой царь в покои царицыны и завел с супругой любезной беседу тихую, душевную:
- Поведай мне, супруга моя дорогая, отчего не утоляется скорбь твоя, отчего плачешь ты и тоскуешь и даже в молитве утешения не находишь?
Обратила молодая царица на царя очи, полные слез, и не могла тех слез удержать: зарыдала, затрепетала в сокрушении тяжком.
- Супруг мой любезный, - стенала она среди рыданий горьких, - нет уже на свете моего младенца- царевича!.. Взяли его душеньку чистую святые Ангелы на небо…
Только мне, матери неутешной, нет покоя от скорби глубокой!
Взял молодой царь руку царицыну, ласково ее погладил и снова супругу утешать стал:
- Молись, ищи утешения в делах добрых; слушай наставлений мудрых святых старцев.
Хочешь, пришлю я к тебе отца Сильвестра - успокоит он тебя и утешит…
Встрепенулась при этих словах скорбная царица и с мольбою к царю руки протянула.
- Нет, нет! Не хочу я видеть старца строгого, карающего… Мнится мне, что наказал меня Господь горем великим за то, что не внимала я наставлениям отца Сильвестра…
Когда ты, супруг мой любезный, в походе был, тогда призывала я к себе ворожеек да знахарок и пыталась узнать через них, будет ли удача твоей рати. Раз покаялась я в том отцу Сильвестру, и строго осудил меня за то старец… А я, грешница, его наказа не послушала, опять не раз водила ко мне тетка боярыня ворожеек да знахарок разных… Теперь страшно мне и взглянуть в лицо отцу Сильвестру: вдруг скажет святой старец, что за грех мой и ослушание послана мне свыше кара тяжелая!
И опять залилась молодая царица слезами горючими… Нахмурился молодой царь и оскорбился. Непристойно казалось ему, что трепещет царица всей земли русской перед священником простым. Подумал царь еще, что, может быть, и вправду старец Сильвестр осуждением своим навлек на царицу гнев Божий… Забушевал гнев неправый в сердце его, и крикнул он громким голосом:
- Полно, царица! Нам ли с тобою страшиться старца Сильвестра! Надоело мне слушать его речи строгие и все по его словам вершить. Или у царя и великого князя своего разума нет? Опутали меня любимцы мои лукавые сетями хитро сплетенными; да только теперь пришел их власти конец… Теперь на Руси одна воля будет - моя воля царская!
Посмотрела скорбная царица на супруга своего, и в первый раз просветлело ее лицо печальное.
- Кто надоумил тебя, супруг мой любезный, на такое дело благое? Давно уже скорблю и печалюсь я, что царь московский на все из чужих рук смотрит. Не стану чернить старца Сильвестра и Адашевых не похулю. Только уж больно много воли забрали они… О том всечасно говорят мне родичи мои Захарьины- Юрьевы… Ведомо ли тебе, что хотел во время недуга твоего старец Сильвестр посадить на престол князя Владимира Андреевича?
Еще более нахмурился царь, вспомнив про то время злосчастное. Поспешно поднялся он с места, царицу молодую обнял и поцеловал и, уходя, молвил ей твердым голосом:
- Отныне на Руси один владыка будет! Отдалю я от себя и Сильвестра, и Адашева!
Как только вернулся царь от царицы в свои покои нижние, велел он позвать князя Владимира Воротынского, слугу верного, что приводил бояр к присяге - служить царевичу Димитрию. Помнил царь его услугу, одарил богато и к себе приблизил.
- Князь Владимир, - молвил царь боярину, - иди, отыщи старца Сильвестра и скажи ему мое веление царское. Благодарит-де царь Иоанн тебя, отец Сильвестр, за советы и наставления былые; отныне же твоих советов и наставлений царю не надобно. Пускай изберет себе старец какой-нибудь монастырь дальний и туда на покой едет. Алексею Адашеву тоже скажи, чтобы не докучал он мне; когда надо будет, тогда позову.
Немало подивился старый боярин при нежданных словах государевых, подивился и обрадовался: не любил он наставника царского, строгого священника; любимец Адашев тоже ему не по душе был. Охотно пошел он исполнять наказ государев.
Вышел князь Владимир Воротынский из царского покоя поспешными шагами, стал повсюду искать старца Сильвестра. Но нигде не нашел он наставника царского. Не было его ни в передней комнате, ни на крыльце хором царских, ни на площадке около крыльца. Поспрошал князь челядь дворцовую о старом священнике; ответил ему старый истопник, Семен Чулков, дивясь немало:
- Зачем же, боярин, отцу Сильвестру здесь в такое время неурочное быть? Или ты не ведаешь, что у старца всегда дела есть? В эту пору творит он милостыню бедному люду и дома сидит, чтобы не отошел от дверей его ни один неимущий без подаяния.
Выслушал князь Воротынский истопника старого, и что-то шевельнулось у него на сердце, словно бы жалость или укол совести разбуженной. Однако вскоре справился с собою суровый боярин, приосанился и того же истопника сердитым голосом за своей колымагой послал, что ждала его в конце площади кремлевской. Сам князь Воротынский навстречу пошел, чтобы сесть в колымагу подальше от крыльца царского, по строгому обычаю двора московского. Наконец влез он сквозь дверцу широкую, сел на сиденье мягкое и во всю прыть четырех коней добрых поехал по узким улицам московским. До старца Сильвестра недалеко было ехать, и скоро по особой примете узнал боярин его хоромы небогатые и тесные. Высадили холопы боярина из колымаги, и вошел князь Воротынский во двор. Тут сразу и увидел он отца Сильвестра: суетился старый священник среди целой толпы нищих, убогих и больных, от одного к другому переходил, всех расспрашивал, утешал и одаривал.
Слышались в толпе благословения, слышались стоны и мольбы жалобные.
Ближе подошел князь Воротынский к наставнику царскому, но не приметил его старый священник. Беседовал он с каким-то парнем высоким и плечистым, да только с одним изъяном - без правой руки. Мрачно было лицо молодца, и говорил он со старцем хмуро и отрывисто:
- Был я под Казанью. Я из кабальных людей боярина Шереметева. Когда острог татарский приступом брали, шел я грудью за боярином моим, немало татар меч мой уложил, да под конец на такого удальца напал, что он мне единым махом правую руку отсек. Едва выжил я после той битвы, и теперь непригоден ни для какой работы. Видишь, чай, сам, что без правой руки сделаешь! Как пришли мы домой, разгневался на меня боярин, не велел кормить и вон прогнал из своей усадьбы, от тебя-де никакой пользы нет, только лишний рот. Вот и стал я нищим, бродягою.
Слушал отец Сильвестр парня и глядел на него с жалостью сердечною. Положил он руку худую молодцу на могучее плечо и ласково улыбнулся:
- Не кручинься, сын мой. Царь Иоанн не оставит того, кто за него кровь проливал в бою. А до тех пор живи у меня в хоромах - нужды знать не будешь.
Поглядел на доброго старца парень, дивясь немало, поклонился в пояс и в сторону отошел.
Тут протеснился к отцу Сильвестру стремянной боярина приехавшего и оповестил:
- ПБоярин князь Воротынский от царя приехал.
Не стал торопиться старец навстречу знатному гостю. Еще приметил он среди толпы оборванной некую жену бледную, изможденную, с младенцем на руках. Подошел он к ней, о ее нужде спросил и послал ее тотчас же туда, где у него бедные и убогие приют находили.
- Иди, болезная, иди с младенцем своим, - молвил он кротко и благостно. - Там тебя накормят, оденут
