— А я лётчиком хотел стать, — перебил его сосед. — Хорошо лётчикам платят. Но за эти деньги летать надо, а я высоты боюсь. Высоты боюсь! Ещё упадёшь — костей не соберёшь. Подумал я, подумал да и раздумал. Да ну его, ей-богу. И решил я изобресть чего-нибудь, чтоб сразу прославиться.
— Ишь ты, размечтался! — хихикнула в кулачок тётка Полина. — Ты новую вертушку изобрети на крышу. И никакой ты не изобретатель. Дачник-неудачник — вот ты кто, — ворчала себе под нос тётка Полина. — Тебя и в посёлке все так зовут. А то сам не знаешь.
На минуту разговор затих. Теперь приятели внимательно смотрели: один — в бинокль, другой — в подзорную трубу. Тётка Полина не выдержала и тоже высунулась в окно: что там такое?
— Тэк-тэк-тэк… — волнуясь, водил трубой Повар. — Первый раз вижу огурец такой дивной формы и таких гигантских размеров!
— И на нём девчонка верхом едет, — изумился Дачник-неудачник.
Тётка Полина оттёрла от подзорной трубы Повара и прильнула к ней.
— Ну да, это она! Моя, зелёная эта! С моего огорода!
— Что значит «моя»? Сразу же «моя»! — опустив бинокль, возмутился Дачник- неудачник.
— Вы что, её купили? — поддакнул Повар и отодвинул тётку Полину в сторону.
Они снова замолчали и следили за Огуречной Лошадкой, пока та не скрылась за деревьями.
— Надо же, бегает! Биоробот, что ли?
— Это же мечта, а не огурец! Но почему он живой? — недоумевал Повар.
Больше они не разговаривали, но каждый думал о своём. Дачник-неудачник думал вот что: «Поймать бы её, измерить, потом по ней чертёжик сделать. И заявочку на изобретение — раз! Мол, вот вам чудо техники! Поди докажи, что, мол, не я её изобрёл. А если станут спрашивать, на каком горючем она работает, скажу — на огуречном рассоле! Ха-ха-ха! Весь свет смотреть сбежится».
«Это чудо, а не огурец! — думал Повар. — Какое необыкновенное кушанье я из него приготовлю. С чесноком, с подливочкой! Сразу же прославлюсь, стану лучшим поваром в мире! Интервью, поездки, слава! Всемирная известность! А в Книге рекордов Гиннесса мой рецепт напечатают».
— Поймаем? — предложил он. — Я вас на торжественный обед приглашу! Главным блюдом будет эта огуречная коза… или лошадь… не важно… запечённая в духовке!
— Только попробуй! — рявкнул Дачник-неудачник. — Только руки протяни — протянешь ноги! — И огромный волосатый кулак изобретателя возник перед носом Повара. — Мне она нужна самому, но для более возвышенной цели. Для науки!
— Ишь ты, разлетелись на чужое добро! — наступала на них тётка Полина, потрясая кулаками, тоже довольно крепкими. — Моя она, моя! Моя! На моей огуречной грядке выросла! Моей козе Алексашеньке подружка будет! Вместе они и поедят, и поиграют… Может, она, моя Алексашенька, капризничать перестанет, доиться лучше будет. — Тётка Полина заплакала, сморкаясь в краешек фартука. — И что же вы, ироды, меня, сироту, обижаете? Ишь, сколько нахапали добра! И всё мало?! — голосила она на весь посёлок.
— Да тихо ты! Тихо! — бросился зажимать ей рот Повар. — Договоримся, договоримся… Мирно, полюбовно. — Он полез в карман и достал огромный кожаный кошелёк.
Когда он раскрыл его, у тётки Полины остановилось на миг сердце, а потом забилось так сильно, что запрыгала шляпа на макушке. Столько деньжищ она никогда не видала. Не успела она сообразить, что ей говорить, что делать, как Дачник-неудачник вынул из нагрудного кармана своей кожанки ещё более увесистый бумажник и покачал его на ладони перед её носом.
— Ну, что теперь скажешь? — усмехнулся он.
— А ничего! — сказала тётка Полина. — Я согласна! Продаю!
Она быстро цапнула кошелёк Повара, а заодно прихватила бумажник его соседа. В два прыжка она выскочила за дверь. Тра-та-та — прогрохотали её башмаки по самолётному трапу вниз. Хлопнула калитка, и наступила тишина.
— Ну, теперь-то мы договоримся? — спросил Повар. — По-интеллигентному?
— И договариваться нечего. Не уступлю, и всё! — сказал Дачник-неудачник.
— Во всяком случае, я на неё тоже имею право: я отдал свой кошелёк.
— Ха-ха-ха! Тоже мне, кошелёк! Туда же! Да разве это деньги? — хохотал он. — Вот у меня кошелёк — это да! И денег я отдал в сто раз больше! Ясно?! Так что разговор окончен: она — моя!
— Нет моя! — не уступал Повар.
— Моя!
Соседи спорили до ночи и разошлись врагами.
Весело подпрыгивая на прохладной спине Огуречной Лошадки, Катя ехала лесом, потом лугом, а потом они помчались по чистому полю. Катя размахивала руками, и ветер, пропахший ромашками и клевером, трепал ей волосы, развевал сарафан.
— Поскачем, полетим, понесёмся!
Лошадка, пригнув огуречную голову, вытянувшись в стремительном полёте, неслась над полем, и колоски ударяли Катю сначала по лицу, потом по груди, потом по коленкам и уже щекотно струились по её загорелым лодыжкам. Лошадка оторвалась от земли и взлетела, всё набирая и набирая скорость. Катя, щурясь от сильного ветра, летящего навстречу, обняла её прохладную шею, взглянула из-под локтя на убегающие назад домики посёлка, на пруд с крошечными гусями и счастливо засмеялась:
— Летим!
Стайкой серых рыбок метнулись воробьи, исчезнув с дороги, а стриж чиркнул крылом по Катиной щеке, но она успела увидеть его озорной чёрный глаз.
— Давай! Давай! Давай! — закричала Катя. — Обгони!
— Держись крепче! — крикнула в ответ Лошадка.
Стриж, свистнув, остался далеко позади, и они помчались ещё быстрей. Над полем неподвижно висел жаворонок. Его крылышки так быстро трепетали, что казалось, будто их нет вовсе. Так исчезают спицы в колёсах при большой скорости. Жаворонок поднимал свою песенку к самому солнцу, и тогда его трель становилась тонкой-тонкой. Он исчезал высоко в небе и тут же возвращался на землю, чтобы взлететь с новой силой.
— Быстрей за ним! — крикнула Катя Лошадке, и они пошли спиралью вверх.
Выше, выше!
— Осторожно! Не сбейте меня! — пискнул жаворонок возле самого Лошадкиного уха. — Держитесь правей!
От неожиданности Огуречная Лошадка сразу же затормозила, а в полёте этого делать никак нельзя: тут же свалишься! Но у самой земли Лошадка собралась с силами и, сделав плавный круг, села на верхушку старого дуба.
Хорошо, что Катя не растерялась и держала подол своего сарафана так, что получился красный парашют с белыми горошками.
— Уф! Приехали! — усаживаясь поудобнее на ветке рядом с Катей и улыбаясь всеми зубками- зёрнышками, сказала Лошадка. — Ну и летать с тобой! Ногами дрыгаешь! За шею чуть не удушила! И советами замучила: то правей, то левей, то обгони, то тормози… А на вираже набок сваливаешься. Больше не буду катать.
— А-а-а, не честно! — прищурилась Катя. — А кто парашют придумал, когда мы чуть не свалились с неба?
Лошадка смущённо посмотрела на Катю и тихонько засмеялась:
— Если бы не ты — пропали! Ну ладно, прощаю! Давай-ка подумаем, как на землю слезть.
Они сидели на ветке, а вокруг сияло солнце. Будто шёлковые и бархатные лоскутки, летали над поляной бабочки. Стрекозы трещали сухими крыльями над фиолетовыми стрелами кипрея. Хотелось лечь в траву, раскинуть руки и смотреть, смотреть в небо, на бабочек, на жаворонка…
