— Да.
— Под вашим руководством?
— Нет. Они мне пока не доверяют.
Христо Юрьевич поближе подошел к шкиперу, снова заглянул ему в глаза.
— Поберегите их, — тихо проговорил он. — Они ведь почти дети. Их надо беречь...
К трем часам дня на шхуне собралась вся команда. Приехал и Фриц Люмке.
Воздух по-прежнему был недвижим, и поднятые для просушки паруса безжизненно висели на реях. Море словно застыло. Ни един бугорок, ни одна морщинка не возникали на поверхности его. Просмоленная палуба обжигала ноги.
Иван Глыба стоял у борта, пристально всматриваясь в горизонт. Настроение у него было подавленное. Утром к нему во двор заглянула мать Петра Калугина с кошелкой в руках. Вынув из кошелки двух большущих сазанов и судака, она положила их на крыльцо и сказала:
— Петро прислал назад. Ты уж не обижайся, Иван. Он, сам знаешь, какой.
Иван шагнул к рыбе, деревянной ногой расшвырял ее по двору, потом рванул на себе ворот рубахи и выкрикнул:
— Ну, и к чертовой матери!
Женщина ничего не ответила, взяла пустую кошелку и вышла.
— Иван Андреич, как же мы в море пойдем без ветра? — прервала Нина тяжелые мысли Ивана.
— А ты стань с Юркой своим Араки и дуй в паруса! — не оборачиваясь к девушке, бросил рыбак. — Тоже мне, моряки! Притворяются, будто для людей рыбу ловят. А сами... Эх, будь оно все неладно!..
Нина удивленно посмотрела на Глыбу.
— Вы же сами говорили, что помогать людям надо, — заметила Нина.
— А люди чихать на нашу рыбу хотели! — вспылил Иван. — Говорят, что она немцами воняет.
И он поковылял к кубрику.
Юра и Саша возились у кливера, привязывая к нему новый трос. Саша что-то насвистывал, и по лицу его можно было угадать, что лучшего для себя настроения он и не желал бы. Юра, наоборот, все время хмурился, часто взглядывал на небо, поднимая вверх смоченный слюной палец, и, убедившись, что нет и намека на ветерок, молча продолжал работать. Наконец он не вытерпел и раздраженно сказал:
— Не вижу причины быть в таком благодушном настроении. Ветра не предвидится, а в море идти надо.
Аджаров на минуту оторвался от своего занятия и ответил:
— Ветер будет. Первое — шкипер спокоен, второе — барометр катастрофически падает. Будет не только ветер, будет буря...
И действительно, не прошло и часа, как кливер и неубранный фок затрепетали, а море покрылось рябью. На горизонте чуть-чуть потемнело, и с каждой минутой эта темнота сгущалась все больше. Море задышало глубоко и сердито. «Мальва» качнулась на волне, скрипнула, задела бортом баржу. На западе появились тучки, тени от них плыли по морю, как расползшиеся чернильные пятна.
— Отдать швартовы! Поднять паруса! — скомандовал шкипер.
Медленно, словно ей жаль было расстаться с берегом, «Мальва» уходила в море.
Шкипер решил дожидаться ночи подальше от бухты Светлой. Идя левым галсом, шхуна удалялась от места встречи с партизанами, но ветер дул юго-западный, и в нужный момент, развернув судно к востоку, Шорохов надеялся быстро пройти расстояние, отделяющее шхуну от бухты. Ветер усиливался, барометр не переставал падать — все предсказывало бурю.
В восемь часов вечера Андрей Ильич приказал бросить сети. Фриц Люмке, все время сидевший в каюте, сразу выбрался на палубу. Однако судно изрядно качало, и ефрейтор не рискнул идти на корму, он устроился в рубке, рядом с Шороховым.
Иван Глыба, Саша и Юра уже держали сети в руках, когда на шхуну внезапно налетел шквал.
Огромный вал вкатился на палубу, стремительно пронесся через все судно. Нина едва успела зацепиться за ванты. Брызги и пена обдали ее с ног до головы, и она почувствовала: какая-то неодолимая сила отрывает ее руки от веревок. Казалось, еще секунда — и ее смоет за борт. Но в тот же миг Юра схватил Нину за руку. Шхуну сильно накренило на борт, и она, зарываясь носом в воду, помчалась вперед. А за кормой темнел новый, еще более страшный вал.
— Грот долой! — закричал шкипер. — Убрать кливер!
Нина, Юра и подоспевший Иван Глыба начали убирать грот, а Саша бросился к кливеру. Но сильный порыв ветра опередил его. Он рванул косой парус, и полотнище исчезло, буревестником пролетев над шхуной. Саша уже хотел бежать к грот-мачте на помощь друзьям, но зеленая пенящаяся громада снова обрушилась на палубу.
— Пол-лундра! — хриплым голосом закричал Глыба.
Саша упал на палубу. В сгустившихся сумерках он успел заметить, как Иван Глыба обхватил Юру и Нину и пригнул голову, будто ожидая удара. Больше Саша ничего не видел: на него навалилась клокочущая, ревущая громада, вода, забилась в рот, в нос, приостановила дыхание, придавила к палубе.
Но вот шхуну подняло на гребень высокой волны. Вода схлынула.
Тучи, казалось, цеплялись за мачты и, разодранные на части, мчались дальше. Волны обгоняли друг друга, сталкивались, снова расходились. Впереди ничего не было видно. Море и небо слились в одну мрачную массу.
Вдруг слева от шхуны небо вспыхнуло — длинная зигзагообразная молния коснулась поверхности моря. И сразу же воздух задрожал от грохота, в сравнении с которым гул моря казался шепотом. Потоки дождя обрушились на корабль, ручьями потекли с палубы.
С треском разорвался огненный шар и осветил вздыбленные волны.
Отплевываясь от воды, Иван Глыба смеялся:
— Весело!..
Шорохов ни на секунду не покидал рубки. Занемевшими руками он держал штурвал, направляя шхуну против волн.
Судно шло теперь с одним зарифленным фоком, но и за него боялся шкипер, он прекрасно знал: весенние штормы на Азовском море не уступают по силе тем, которые свирепствуют в такое время на Черном и Каспии. За шхуну шкипер не боялся: судно прекрасно держалось на волнах, и, будь на нем команда поопытнее, Шорохов совершенно успокоился бы — шторм не помешал бы выполнить задание.
Прошло еще часа два. Сделав поворот оверштаг, шкипер вел теперь судно к бухте правым галсом.
Вдруг до слуха рыбаков донесся дикий, полный животного страха голос ефрейтора Люмке, высунувшего голову из каюты, куда он забился еще в начале шторма:
— Вассер! Вассер! Хильфе!
— Вода в трюме! — крикнула Нина.
Глыба, быстро отвязавшись от мачты, скользя деревянной ногой по мокрой палубе, бросился к каюте. Но в ту же секунду ударом ноги шкипер распахнул дверь рубки и позвал Глыбу к себе. Передав ему штурвал, он коротко приказал:
— Так держать!
— Есть так держать! — повторил Глыба.
Шорохов вошел в каюту. Фриц Люмке с вахтенным журналом под мышкой и чемоданом в руке стоял около трапа, не решаясь выбраться на палубу. Мигающий свет коптилки смутно освещал его бледное лицо и
