СНК от 13 июня были определены дополнительные категории населения советского общества, имеющие жилищные привилегии. К их числу относились больные, требующие изоляции, ответственные советские работники и ученые, состоящие на учете в КУБУЧ[403]. В 1925 г. к списку льготников прибавились бывшие политкаторжане и ссыльнопереселенцы, а еще через два года привилегии получили и некоторые представители художественной интеллигенции[404] .
Разрастание к концу 20-х гг. слоя льготников происходило на фоне изменения норм повседневной жизни, связанного со свертыванием НЭПа. Уже в 1927 г. объем жилищного строительства в Ленинграде, как и по всей стране, перестал поспевать за бурным ростом городского населения, во многом спровоцированным форсированной индустриализацией и насильственной коллективизацией. В городе стал остро ощущаться жилищный кризис. Самым простым выходом из него большевистским властям показалось возвращение к «квартирному переделу». Он, по сути дела, и возобновился в конце 1927 г. По постановлению ВЦИК и СНК РСФСР с 1 августа 1927 г. все граждане СССР, и в том числе ленинградцы, стали обладателями загадочного права на «самоуплотнение». Оно и явилось юридическим основанием существования и успешного развития коммунальных квартир. Согласно этому удивительному праву, владельцы или съемщики квартиры и комнаты могли вселять к себе на излишки площади любого человека, даже не родственника. Излишком считалось все, что превышало санитарную норму — 8 метров. Вселенный жилец обретал право на площадь в данном жилище. Особые преимущества положение о самоуплотнении предоставляло научным работникам. Они имели возможность заселять лишние комнаты. «Право на самоуплотнение» необходимо было реализовать в течение трех недель. Затем вопрос о вселении на излишки площади решал не ее съемщик, а домоуправление!
Эта юридическая норма имела патологический характер, выражающийся в необходимости обязательной реализации права в строго указанный срок. За исполнением постановления о самоуплотнении следили ответственные квартиросъемщики немногочисленных коммуналок периода НЭПа. Особая роль отводилась домовым комитетам. Их председатели докладывали о жилищной ситуации в районные советы и отделения милиции. Излишки площади являлись формальным основанием для вторжения представителей домкома и районных властей в любое жилое помещение. Насильственная реализация «права на самоуплотнение» таким образом сопровождалась контролем за всеми сторонами повседневной жизни граждан. Ведь «самоуплотнению» в первую очередь подверглась категория «лишенцев», то есть лиц, лишенных избирательных прав в советской России. К их числу, согласно первой советской конституции 1918 г., принадлежали «а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли, б) лица, живущие на нетрудовые доходы, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. д. в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники, г) монахи и духовные служители церквей и разных культов, д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также царствовавшего дома в России, е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой, ж) лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором»[405].
Эти категории населения постоянно находились под усиленным наблюдением органов контроля и сыска. Ущемление их общественно-политических прав в условиях советской действительности влекло за собой резкое ухудшение повседневной жизни. В весьма сложной ситуации оказался, например, родственник поэта Д. Хармса А. И. Русаков. Еще до революции выехавший в Париж, он решил в 1921 г. вернуться в Петроград, купил квартиру, открыл общественную прачечную и два детских дома. Но избирательного права он, конечно, в советской стране был лишен. В 1928 г. домовой комитет решил, что Русакову пора «самоуплотняться». Попытки владельца квартиры протестовать закончились тюремным заключением[406].
В апреле 1929 г. ВЦИК И СНК РСФСР издали постановление об ограничении проживания лиц нетрудовых категорий в муниципализированных и национализированных домах и о выселении бывших домовладельцев из национализированных и муниципализированных домов. В документе подчеркивалось: «Президиумам городских советов и местным Исполнительным комитетам в городах и рабочих поселках надлежит не позднее июня 1929 г. издать местные постановления о выселении лиц нетрудовых категорий из муниципализированных и национализированных домов, а также о выселении бывших домовладельцев из ранее принадлежавших им муниципализированных и национализированных домов». Уже в июле 1929 г. людям, подлежащим выселению, представители домоуправлений вручили извещения о необходимости освободить жилую площадь. В случае отказа подчиниться постановлению выселение происходило административным путем.
Вся кампания была завершена в октябрю 1929 г.[407] Часть «бывших» была выселена в дачные местности, а большинство переместились в коммунальные квартиры. Жилищные условия многих ленинградцев значительно ухудшились. Обследование, проведенное ленинградским областным статотделом, выявило, что в 1927 г. «на жилой площади муниципальных владений Ленинграда проживало 26,5 тыс. лиц с нетрудовыми доходами. Занимали эти люди 223 000 кв. м. (8,3 кв. м на душу). В 1929 г. они уже занимают 160 000 кв. м.»[408]. Таким образом, в отношении этой части городского населения не соблюдались даже элементарные нормы расселения, обозначенные в принятом в мае 1928 г. обязательном постановлении Ленсовета «О порядке заселения во владениях Жактов освобождающейся жилой площади». В документе указывалось, что в Ленинграде четко соблюдается «средняя фактическая норма жилой площади» — 8,5 м2. Она «…представляет из себя площадь, которая в среднем по Ленинграду приходится в настоящее время на человека. Ее не следует смешивать с нормой в 14 кв. метров, которая служит для исчисления квартплаты и является площадью, оплачиваемой по постановлению о порядке взымания платы, а также с санитарной нормой, определенной Наркомздравом в 9,1 кв. метров»[409]. Получалось, что у почти 30 тыс. ленинградцев размеры жилой площади становились значительно меньше установленной нормы.
Подобное притеснение вызывало раздражение людей. Это было мгновенно зафиксировано органами ОГПУ. В секретных сводках ленинградского ОПГУ, поступивших в 1929 г. в обком ВКП(б), была отмечена возросшая враждебность «самоуплотняемых лишенцев». В 1931 г. прокатилась новая волна чисток служащих, в результате уволенные автоматически подлежали выселении: из квартир. «Бывших» особенно активно преследовали за так называемые «излишки», то есть наличие жилой площади, превышающей установленную норму. Вдова генерала А. Д. Свиньина Евгения Александровна, не имевшая возможности покинуть родину и выехать за границу к семье дочери, коротала свой век в 9-ти метровой комнате в большой коммуналке. Но весной 1932 г. домовый комитет решил выселить ее. В письме к родственникам Е. А. Свиньина с горечью отмечала: «…они в акте поставили мне обвинение… так как я не трудовой элемент, а бывший человек, надо меня переселить еще в худшую комнату… куда же мне деваться, если даже в таком углу нельзя будет ютиться»[410].
Но притеснения «бывших» не могли разрешить нараставший жилищный кризис. В ноябре 1932 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление, направленное на борьбу с прогульщиками. Оно предусматривало выселение нарушителей трудовой дисциплины из ведомственных домов, принадлежащих, к примеру, заводам. Так складывалась система мер внеэкономического принуждения к труду, более страшных, чем денежные штрафы, применявшиеся в аналогичной ситуации в царской России. Наступление советских структур на частное пространство граждан и в первую очередь на их жилище посредством положения о самоуплотнении оказалось связано с системой тотального политического контроля еще и тем, что в процессе насильственного изъятия излишков площади в квартиры внедрялись агенты ОГПУ. Об этом ярко свидетельствует следующий документ, поступивший 28 сентября 1933 г. в Ленжилуправление Ленсовета: «В дополнение к п. 3 постановления Ленсовета от 11 июля с. г. — протокол 63 «О порядке распределения освобождающейся в г. Ленинграде жилплощади» необходимо всю жилую площадь, опечатанную в домах жактов органами ОГПУ в процессе своей работы и освобождающуюся за счет осужденных лиц по линии ОГПУ и выбывших в концлагеря и др. места — заселять только по ордерам Ленжилуправления, имея в виду, что некоторая часть (в пределах до 50 %) должна быть предоставлена органам ОГПУ для оперативных и иных надобностей, а остальная часть по согласованию с Управлением делами Ленсовета, ввиду неотложной необходимости выселения из Маневренного фонда Ленсовета. Зам. председателя Ленсовета. Королев.
