Радость была всеобщей. С таким актером, как Люпэн, в этом спектакле не будет недостатка ни в живописных моментах, ни в сюрпризах.
Три дня спустя в «Большой газете» можно было прочитать:
«Имя верного друга, на которого я ссылался, мне открыто. Речь идет о великом герцоге Германне III, правящем (хотя и свергнутом) князе великого герцогства де Де-Пон-Вельденц и наперснике канцлера, к которому тот питал безграничную дружбу. Дом герцога подвергся обыску со стороны графа В., сопровождаемого двенадцатью военными, — обыску, не давшему результатов. Было, тем не менее, доказано, что великий герцог действительно является хранителем указанных документов. Где же они спрятаны? Такова тайна, которую, вероятно, в настоящее время никто на свете не смог бы разгадать.
Берусь, однако, решить данный вопрос в течение двадцати четырех часов.
Подпись: Арсен Люпэн».
И действительно, двадцать четыре часа спустя появилось следующее сообщение:
«Знаменитые письма действительно укрыты в феодальном замке Вельденц, центре великого герцогства де Де-Пон, владении, частично разоренном в XIX столетии. В каком именно месте? И о чем могут поведать эти письма? Таковы два вопроса, которые я намерен разгадать, чтобы обнародовать их решение в течение следующих четырех дней.
Подпись: Арсен Люпэн».
В назначенный день читатели жадно раскупали «Большую газету». Ко всеобщему разочарованию, однако, обещанных сведений на ее страницах не оказалось. На следующий день — снова молчание. Еще через день — тоже.
Что же произошло?
Об этом узнали после разглашения некоторых секретов префектуры. Директор тюрьмы Санте был якобы предупрежден о том, что Люпэн поддерживает связи со своими сообщниками с помощью пакетов с конвертами, которые изготовляет. Обнаружить ничего не сумели, однако, на всякий случай, неисправимому заключенному запретили заниматься любой работой.
На что неисправимый отвечал:
— Поскольку делать мне больше нечего, займусь моим предстоящим процессом. Пусть об этом сообщат моему адвокату, мэтру Кимбелю.
Это была правда. Люпэн, до сих пор отказывавшийся от любого разговора с мэтром Кимбелем, согласился его принять и начать подготовку своей защиты.
II
На следующий день мэтр Кимбель, не скрывая радости, затребовал Люпэна в помещение для встреч с адвокатами.
Это был пожилой человек, носивший очки с сильно увеличивающими стеклами, за которыми его глаза казались неестественно огромными. Он положил на стол свою шляпу, раскрыл портфель и задал подзащитному длинный ряд вопросов, которые перед тем тщательно подготовил. Люпэн отвечал на них с исключительной благожелательностью, рассыпаясь в бесконечном множестве подробностей, которые мэтр Кимбель тут же записывал на приколотых друг к другу карточках.
— Итак, — продолжал адвокат, согнувшись над бумажками, — вы утверждаете, что в указанное время…
— Я говорю, что в указанное время, — подхватывал Люпэн.
Незаметно, самыми естественными движениями, он облокотился о стол, опустил руку и медленно скользнул ею под шляпу мэтра Кимбеля. Затем просунул палец за кожаный поясок и завладел полоской бумаги, из тех, которые закладывают между кожей и подкладкой, если шляпа слишком велика. Он развернул бумагу. Это было письмо Дудвилей, составленное условными знаками.
«Я нанялся слугой к мэтру Кимбелю. Можете без опаски пользоваться для связи этим же каналом. Уловка с конвертами тюремным властям выдана Л.М., убийцей. Вы предвидели, к счастью, этот ход».
Следовал подробный отчет обо всех действиях и комментариях, вызванных разоблачениями Люпэна.
Он извлек из кармана полоску бумаги со своими указаниями, осторожно вложил ее на место первой и так же незаметно убрал руку. Дело было сделано.
Переписка Люпэна с «Большой газетой», таким образом, возобновилась без помех.
«Прошу прощения у публики, что не выполнил данного ей обещания. Почтовая служба отеля Санте — ниже всякой критики.
Тем не менее, мы приближаемся к финалу. В моем распоряжении теперь находятся все документы, устанавливающие истину на самом бесспорном основании. С их публикацией, правда, придется повременить. Тем не менее, могу сообщить следующее: некоторые из этих писем были направлены канцлеру человеком, который в ту пору объявлял себя его учеником и почитателем и который, несколько лет спустя, избавился от наскучившего ему опекуна, чтобы единолично править страной.
Выражаюсь ли я достаточно понятно?»
И на следующий день:
«Эти письма были написаны во время болезни последнего кайзера. Достаточно ли этого, чтобы стало ясно их значение?»
Четыре дня царило молчание. Затем последовало следующее сообщение, резонанс которого, наверно, еще не забыт:
«Мое расследование завершено. Теперь мне известно все. Путем размышлений я разгадал секрет тайника. Мои друзья направятся в Вельденц и, назло всем препятствиям, проникнут в замок через проход, который я им укажу. Газеты впоследствии обнародуют фотокопии этих писем, содержание которых я уже знаю, собираясь, однако, приступить к публикации их полного текста. Эта публикация, теперь — неизбежная, состоится через две недели, день в день, 22 августа. До тех пор же я намерен хранить молчание. И ждать».
Сообщения в «Большой газете» действительно прекратились, но Люпэн не прерывал связи со своими друзьями по «шляпной дороге», как они говорили между собой. Это было ведь так просто! И безопасно. Кому бы могло прийти в голову, что шляпа мэтра Кимбеля служит почтовым ящиком Арсену Люпэну?
По утрам, через день или два, прославленный адвокат аккуратненько доставлял своему клиенту его почту, письма из Парижа, из провинции, из Германии, все — спрессованные, сжатые до предела братьями Дудвиль, сведенные к кратким формулам и написанные шифрованным языком.
Час спустя мэтр Кимбель так же добросовестно уносил с собой приказания Арсена Люпэна.
Но однажды директор тюрьмы Санте получил телефонограмму, подписанную Л.М. и предупреждавшую его о том, что мэтр Кимбель, по всей вероятности, невольно служит Люпэну почтальоном и что было бы полезно установить наблюдение за посещениями адвоката. Директор передал это мэтру Кимбелю, который стал приходить в сопровождении своего секретаря.
Вот так еще раз, несмотря на все усилия, на неистощимость воображения, вопреки чудесам изобретательности, Люпэн еще раз оказался отрезанным от внешнего мира дьявольским искусством своего грозного противника. И оказался в изоляции в самый критический момент, в ту решающую минуту, когда, сидя среди четырех стен своей камеры, разыгрывал свои последние козыри против объединенных сил, которые так неумолимо на него давили со всех сторон.
13 августа, в то время, когда он беседовал с обоими адвокатами, его внимание привлекла газета, прикрывавшая некоторые из бумаг мэтра Кимбеля. Он заметил в ней набранное крупными буквами, как заглавие, знакомое число: «813». И подзаголовок: «Еще одно убийство. Волнение в Германии. Разгадана ли тайна АПООНа?»
Люпэн побледнел. Чуть ниже он прочитал следующие строки:
«Две сенсационные телеграммы получены нами в последний час. Неподалеку от Аугсбурга обнаружено тело старика, убитого ударом ножа. Личность покойного установлена: некий Штейнвег, о котором шла речь в деле Кессельбаха.
С другой стороны, мы получили телеграмму о том, что Шерлок Холмс, прославленный английский детектив, срочно вызван в Кельн. Он встретится там с кайзером. Оттуда оба проследуют в замок Вельденц. Как сообщают, Шерлок Холмс дал слово раскрыть тайну АПООНа. Если его ждет удача, это окончательно сорвет ту загадочную кампанию, которую Арсен Люпэн, вот уже месяц, ведет таким странным
