— Ты что-нибудь видела, девочка? Говори!
Изильда остановилась; ее взгляд, прежде затуманенный, стал более ясным, словно его просветлила боль. Она издала какие-то странные звуки… и ни слова.
— Послушай, — сказал Люпэн, — отвечай — да или нет, делай знак головой… Ты видела его?.. Знаешь, где он?.. Знаешь, кто он такой? Если ты мне не ответишь…
Он сдержал гневный жест. Но вспомнив вчерашнюю встречу, подумав о том, что от прежнего времени она сохранила остатки зрительной памяти, начертал на стене большие буквы «Л» и «М».
Она протянула руки к буквам и закивала головой, словно соглашаясь.
— А после? — спросил снова Люпэн. — Потом? Возьми, напиши сама!
Но она издала страшный крик и свалилась на пол. Затем внезапно затихла и более не двигалась.
— Умерла? — спросил монарх.
— Отравлена, сир.
— Ах, несчастная! Кем же?
— Все тем же, им, ваше величество. Она, видимо, его знала. И он побоялся, что она его выдаст.
Прибежал доктор. Император без слов показал на Изильду. Потом, обращаясь к Вальдемару, приказал:
— Поднять всех на ноги! Обыскать как следует все здания! Пошли телеграммы на вокзалы, пограничной страже!
Он подошел к Люпэну.
— Сколько времени нужно вам, чтобы вернуть письма?
— Месяц, ваше величество.
— Хорошо, Вальдемар будет ждать вас здесь. Он получит приказ и полномочия, чтобы представлять вам все, что потребуется.
— Прежде всего мне нужна свобода, сир.
— Вы свободны.
Люпэн постоял еще, глядя, как он удаляется, и проговорил сквозь зубы:
— Вначале мне нужна свобода… А после, когда я верну тебе твои письма, о великий властитель, — рукопожатие. Именно так, доброе рукопожатие между императором и взломщиком… Чтобы доказать тебе, что ты напрасно мною пренебрегаешь. Ибо, в конце концов, это уже слишком! Поглядите на этого господина: ради него я оставил роскошные апартаменты в отеле Санте, оказываю ему кучу услуг, а он передо мною еще задирает нос! Если только этот клиент встретится мне еще раз…
Глава 6
Семеро бандитов
I
— Мадам сегодня принимает?
Долорес Кессельбах взяла карточку, которую подал ей слуга, и прочитала: «Андре Бони».
— Нет, — сказала она, — я его не знаю.
— Этот господин очень настаивает, мадам. Говорит, что мадам ожидает его визита.
— Ах!.. Возможно… Действительно… Проводите его сюда.
После событий, повернувших течение ее жизни и нанесших ей целый ряд жестоких ударов, Долорес, пожив некоторое время в отеле Бристоль, устроилась в тихом особнячке на улице Винь, в глубине Пасси. За домом зеленел сад, окруженный другими густыми садами. Когда наиболее болезненные приступы не удерживали ее целыми днями в комнате со спущенными шторами, недосягаемой для всех, она велела отнести себя под деревья и долгие часы проводила там, охваченная меланхолией, не в силах чем-либо ответить на козни злой судьбы.
Песок, которым была посыпана аллея, опять заскрипел, и, провожаемый слугой, появился элегантный молодой человек, одетый просто, на чуточку старомодный манер некоторых художников, с отложным воротником, с развевающимся синим галстуком в белый горошек.
Слуга удалился.
— Андре Бони, не так ли? — спросила Долорес.
— Да, мадам.
— Не имею чести…
— Напротив, мадам. Зная о том, что я — один из друзей госпожи Эрнемон, бабушки Женевьевы, вы написали этой даме в Горш, что желаете со мной побеседовать. И вот я здесь.
Долорес приподнялась в сильном волнении.
— Ах! Значит, вы…
— Да.
Она пробормотала:
— Правда? Это вы? Вас трудно узнать.
— Вам трудно узнать князя Сернина?
— Ничего общего, похожего… Ни глаза, ни лоб… И совсем не так…
— Совсем иначе газеты представляли заключенного из тюрьмы Санте, — сказал он с улыбкой. — Но это действительно я.
Последовало долгое молчание. Оба, казалось, были смущены.
Наконец он сказал:
— Могу ли узнать причину…
— Разве Женевьева вам не сказала?
— Мне не удалось ее повидать. Но ее бабушка, по-видимому, решила, что вы нуждаетесь в моей помощи.
— Это так… Это так…
— В чем именно? Буду счастлив…
Она поколебалась мгновение, потом прошептала:
— Мне страшно.
— Страшно! — воскликнул он.
— Да, — сказала она тихо, — я боюсь, боюсь всего, боюсь того, что налицо сегодня и что будет завтра, послезавтра… Боюсь самой жизни. Мне столько пришлось страдать… Я больше не могу…
Он смотрел на нее с глубокой жалостью. Смутное чувство, привлекавшее его к этой женщине, принимало более ясные черты сегодня, когда она попросила его о защите. Это было пламенное желание посвятить себя ей, всецело, без надежды на вознаграждение.
Долорес тем временем продолжала:
— Я теперь одинока, совершенно одинока, со слугами, нанятыми по случаю, и я боюсь… Ибо чувствую: вокруг меня что-то происходит…
— Но что именно? И для чего?
— Не знаю. Мне кажется, мой враг рыщет вокруг и приближается все больше.
— Вы его видели? Что-нибудь заметили?
— Да, в эти дни, на улице, двое мужчин несколько раз прошли мимо, останавливаясь перед домом.
— Их приметы?
— Одного я рассмотрела получше. Он высок, с виду — крепок, без бороды и усов, в маленьком, куцем пиджаке из черного сукна.
— По внешности — кельнер из кафе?
— Точнее — метрдотель. Я велела слуге за ним проследить. Он пошел по улице Помпы и исчез в доме сомнительного вида, первый этаж которого занят торговцем вином; первый дом с левой стороны на этой улице. Затем, накануне ночью…
— Накануне ночью?
— Из окна своей комнаты я заметила в саду чью-то тень.
— И это все?
— Да.
Он подумал и предложил:
— Позволите ли вы, чтобы двое из моих людей ночевали внизу, в одной из комнат первого этажа?
