К этому времени большая война, предсказанная Буонарроти, шла уже полным ходом, суля успех новому предприятию заговорщиков.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
1
Странно, непостижимо странно движется история. Она идет своим, никому не ведомым путем, делая неожиданные зигзаги и словно вырываясь из рук тех, кто, казалось бы, вершит ею. И как бы сильные мира ни старались держать свое направление, история зачастую идет наперекор им и приводит к неожиданным результатам. Впрочем, так ли уж они неожиданны, как кажется порой?..
Если бы кто-либо в Тильзите намекнул Наполеону, что всего четыре года спустя он будет драться не на живот, а на смерть с человеком, которого сегодня сжимает в объятиях, он бы, вероятно, рассмеялся.
Но зачем Тильзит? Даже Эрфурт, при всех своих теневых сторонах, еще не сулил войны.
Скажем больше: войны не хотели ни Наполеон, ни Александр. Ни тому, ни другому, ни тем более их народам война не была необходима, она была просто не нужна.
Все окружение Наполеона до последнего момента уговаривало властителя отказаться от пагубной затеи, уверяя, что война эта может привести к необратимым результатам. Даже Фуше представил императору записку, в которой почтительнейше умолял его воздержаться от самоубийства.
Но ни Фуше, ни Коленкур, ни сам Наполеон уже не могли удержать того, что становилось предрешенным, неизбежным, неотвратимым: прежде чем бесславно окончить свою затянувшуюся авантюру, он
В 1809 — 1810 годах империя внешне достигла зенита могущества и славы. Власть победителя распространялась почти на всю Европу. Кругом копошились его вассалы, униженно расшаркивались раболепные союзники. Он учреждал и ликвидировал по собственному усмотрению королевства. Он карал и миловал не отдельных людей, но целые народы.
Но диалектика жизни такова: именно тогда, когда явление достигает зенита, оно уже имеет в себе червоточину неизбежного вырождения; наивысший подъем — начальная точка падения.
По-видимому, уже в 1810 году (а может быть, и раньше) Наполеон подсознательно начал ощущать неизбежность краха всей своей системы. Он никогда бы не признался в этом, но он это чувствовал, и это ясно видели окружающие. Живого, деятельного, быстро и остро на все откликающегося, молодого душой человека незаметно сменил мрачный, замкнутый, желчный и злобный нелюдим, одним лишь своим присутствием погружавший двор, сановников, маршалов, членов семьи в состояние растерянности и неловкости. Зачастую не слышавший, что ему говорили, он мог часами молчать, уставившись в одну точку. Он потерял сон. Даже молодая жена, даже рождение долгожданного наследника ничего не изменили. Как будто он вдруг почувствовал движение рока и, не желая того, сам устремился ему навстречу.
Первой занозой, вошедшей в его представление о самом себе и неограниченности своего могущества, занозой, которую до конца так и не удалось извлечь, оказалась Испания. Испания наводила на горькие раздумья. Когда-то ведь он мечтал о власти над всем миром. Но что уж тут было говорить обо всем мире, когда он, великий, непобедимый стратег, не смог справиться с маленьким народом, прозябавшим где-то на задворках Европы?..
Впрочем, Испания Испанией. Главное было не в этом.
Главное — он так и не справился со своим самым страшным, смертельным врагом, Англией.
Уже давно стало ясно: континентальная блокада провалилась. Мало того, что блокаду нарушала Россия, что ловчили жадные до взяток функционеры и рядовые чиновники. В некоторых случаях Наполеон и сам бывал вынужден закрывать глаза на нарушения — без иных английских товаров империя не могла существовать. Что же касается России, то он чувствовал — и чем дальше, тем больше — эта страна уходила из-под его влияния.
И вот к началу 1811 года Наполеон оказался между двумя гигантами, которые сводили на нет его мечту о мировом господстве: между Англией и Россией. Англия была врагом, Россия — союзником. Но каким союзником…
Когда-то, лобызая Александра в Тильзите, Наполеон думал сделать его п о с л у ш н ы м союзником, слепым исполнителем воли французского императора. Еще в Эрфурте эта надежда не была полностью оставлена: помышляя об Александре как о своей потенциальной «любовнице», Наполеон все еще хотел видеть в нем некое подчиненное начало. Но, несмотря на свою обходительность и ласковость, Александр Павлович не желал подчиняться союзнику — он проводил свою, самостоятельную политику, выгодную тому государству, которое возглавлял. Вопреки своим обещаниям, Александр ничем не помог Наполеону во время последней войны с Австрией. Александр флиртовал с Бернадоттом, неожиданно ставшим наследником шведского престола и ненавидящим Наполеона лютой ненавистью. Александр и не думал соблюдать блокаду, поскольку это было невыгодно русскому купечеству и угрожало русской экономике. Мало того, Александр явно тяготел к Англии — самому могущественному и беспощадному из врагов Наполеона…
Этого союза допустить было нельзя. Он означал бы гибель.
Появилась дилемма: с которой из двух начинать?
Был момент, когда он решил начать с Англии. И даже возродилась идея Булонского лагеря, старая мысль о высадке морского десанта. Но то был лишь момент. Наполеон быстро оставил мысль о покорении Британии. Война льва с китом была невозможна.
Оставалась Россия.
Он догадывался, что на просторах России его ничто хорошее не ждет. Но он и не помышлял о длительной войне. Он тешил себя мыслью: достаточно будет ему, Непобедимому, во главе своих несметных полчищ переступить границы этой дикой, отсталой страны, как толпы «бояр» побегут ему навстречу, неся на расписных русских блюдах ключи от городов, а «византиец» склонит свою лукавую голову и запросит мира.
И он, победитель, конечно же галантно предоставит царю этот мир. Предоставит в той форме, которая угодна ему, победителю.
И тогда-то наконец он станет п о л н ы м властелином, подлинным хозяином всего сущего…
Он думал об этом, когда готовил многочисленные армии и располагал их вдоль русских границ.
Он думал об этом и 24 июня 18 12 года, в предутренние часы, когда армии перешли границу.
Он надеялся на это (но уже много слабее), находясь в Смоленске.
А потерял надежду в Москве, когда кое-кому казалось, что он выиграл эту войну, когда победные бюллетени Великой армии во всех углах Европы извещали о конце «русского медведя» и когда в действительности историей был уже полностью решен и определен его собственный конец.
Именно эти дни точно уловили Мале и Буонарроти и поспешили использовать их для осуществления своих смелых планов.
2
У французов есть поговорка:
«Ищи женщину».
Это выражение в самый раз было вспомнить вождям филадельфов в 1812 году, ибо, хотя в их обществе отсутствовали представительницы прекрасного пола, все же без смелости двух женщин, быть может, никогда бы не случилось того поразительного события, которое стало оборотной стороной русского похода Наполеона…
…Секретарь доложил Савари:
— Ваше сиятельство, в приемной вас дожидается какая-то интересная дама.
— Интересная? — переспросил Савари. — Пусть войдет!
Он был довольно охоч до слабого пола. Тем более что семейная жизнь его не сложилась: от жены- аристократки он не видел ничего, кроме постоянных упреков и поношений.
Дама оказалась не просто интересной, но весьма красивой. Ее стройную фигуру ладно драпировало скромное черное платье, по моде времени стянутое под самым бюстом. Когда она подняла вуаль, Савари увидел бледное точеное лицо, которому могла бы позавидовать Венера Милосская.
Савари растаял.
— Сюда, мадам. Прошу садиться. Чем могу служить?
