Ну, посмотрим, с кем мы имели Дело.
Я снял боковую обшивку багажника и извлек небольшую «соньку». Детектор для обнаружения чипов. Крайне необходимый инструмент для деревенского столяра. Как ни странно, нуль-эффект. Быть такого не может. Или может? Я включил магнитолу и начал понемногу прибавлять звук. Ага, запищало. Все-таки запищало. Значит, «голосовик»: чип, дающий импульс лишь при определенном уровне громкости. Я обнаружил его под передней панелью. Неслабо. Не чета моему. На какое же расстояние эта таблетка может подавать сигнал? На десять километров? На сто?
Поразмыслив, я оставил ее на месте. Пусть будет. Незачем раньше времени настораживать моих контрагентов. Пусть думают, что контролируют обстановку. А там посмотрим.
Пока я возился с детектором, светодиод на моем магнитофоне погас. Не померк, как бывает, когда слишком далеко удаляешься от передатчика, а выключился.
Это могло значить только одно: что мой чип обнаружили. И уничтожили или блокировали. Я предусматривал эту возможность. Неприятная была возможность.
Нехорошо подслушивать чужие разговоры. И главное, никаких сомнений в том, откуда в кабинете Профессора появился «жучок», не могло и возникнуть. Но теперь, когда я нашел и у себя такой же подарок, совесть моя успокоилась. Ну, квиты.
Я извлек магнитофон из машины, отошел в сторонку, перемотал пленку и включил воспроизведение. Свой чип я активизировал только перед самым уходом. Во-первых, потому что разговор, который шел в моем присутствии, мне ни к чему было записывать. А главное — из опасения, что «жучок» обнаружат при мне. И тут было бы полное «ай-я-яй».
С минуту в динамике стоял лишь шелест фона. Потом раздался голос подполковника Егорова:
— Лихо, Профессор. Я бы на такой блеф не решился. «Проводите нашего гостя». А если бы он ушел?
— Вы считаете, что я блефовал? — прозвучал скрипучий голос Профессора.
— А нет?
— Вы циник, Егоров.
— Я практик.
— Ошибаетесь. Мы сегодня уже говорили об этом, но вы, вероятно, не поняли. Вы облечены высшим доверием. А значит, вы политик. Хотите того или нет. А политик должен верить в то, что делает. Иначе грош ему цена. И ни на какую серьезную карьеру он не может рассчитывать. Ваши впечатления?
— Крутой паренек. Пятьдесят штук снял — и глазом не моргнул. Если у него такие гонорары, чьи же конфиденциальные поручения он выполнял? И какие?
— Незачем гадать. Важно другое. Это ложится в легенду. Наемник. А кто его нанимал и для чего — второй вопрос. Когда он был в Японии?
— С седьмого по шестнадцатое октября. Вылетел в Токио прямым рейсом из Шереметьево-2. Вернулся через Осаку автомобильным паромом до Владивостока. Там погрузил купленную машину на платформу и сопровождал ее в рефрижераторе до Москвы. Договорился с водителями рефрижератора, «рефами». За бабки, конечно.
Боялся, как бы тачку по пути не раздели. Так что все складывается как надо.
— Эти «рефы» смогут его опознать?
— Смогут, конечно. Но кто их будет искать и допрашивать?
— Ну, допустим. Сколько ему лет?
— Двадцать семь.
— Ощущение, что старше. Не внешне. По сути характера.
— Чечня. На войне люди быстро взрослеют.
— Вас что-то смущает?
— Кое-что. Честно сказать, если бы не Япония, я бы его заменил. Хоть это и очень сложно.
— В чем дело?
— Вчера я ездил в училище. Узнать у Нестерова, как наш фигурант отреагировал на предложение вернуться в армию.
— Как?
— Никак. Не согласился.
— Мы на это и не рассчитывали. Предложение свою роль сыграло. Психологическая подготовка на дальнем обводе. Что вас насторожило?
— Перед отъездом я разговорился с полковником Митюковым. Трепло и стукач. Он работал на Второе Главное управление КГБ.
— Воздержитесь, подполковник, от таких оценок. Он выполнял свой долг. Так, как его понимал.
— Слушаюсь, Профессор. Так вот, он рассказал, что Пастухов бой мне попросту сдал. На соревнованиях рейнджеров.
— Помню. Вы говорили про выстрел, который судья не засчитал.
— Он и первый этап сдал. Оказывается, на мишени был изображен милиционер в не правильно нарисованном мундире. С четырьмя пуговицами вместо трех. Поэтому он в него и выстрелил.
— Как он успел заметить?
— Выходит, успел. И второй этап — тоже сдал. Сделал вид, что оступился. А когда выходил из кабинета Нестерова, не хромал.
— Что это значит?
— Вот я и думаю. Могут быть проблемы.
Пауза.
Голос Профессора:
— Заменяем?
— Очень сложно. До выборов меньше месяца. И главное — Япония. Где мы найдем такое благоприятное сочетание обстоятельств?
— Вы отвечаете за оперативную часть. Поэтому решение я предоставляю вам.
Справятся ваши ребята?
— Справятся.
— Это ваши проблемы, подполковник. Вам придется их решать, а не мне.
Голос Егорова:
— Я рассказал вам об этом только потому, что мы оба отвечаем за операцию.
— Я это понял. Значит, менять ничего не будем. Времени — ноль. Строго придерживайтесь плана. Схема надежная, должна сработать.
— А если будет осечка?
— Я даже думать об этом не хочу. И вам не советую. Все, поехали. Звук шагов.
Стук двери.
Я выключил магнитофон. Не засекли. Удачно. Но почему же он перестал работать?
Я снова пустил запись. С минуту шел фон. Я уже хотел выключить, но тут в динамике раздался какой-то шум, грохот передвигаемой мебели и возбужденные голоса:
— Здесь! Где-то здесь, точно! Ищи, Шурик! Ищи, твою мать, не стой! Сюда давай локатор!
— Ничего нет.
— Ты на стрелку смотри, козел! «Ничего нет»! Яйца нам пооткручивают!
— Стой! Где-то здесь. Переверни кресло!
— Точно. Вот он!
— Голуба-мама!.. Когда пошел сигнал?
— Минут шесть. Или семь.
— Или десять?
— Ну, не десять… Я только вышел сигарету стрельнуть.
— На, кури… Что будем делать?
— Нужно доложить.
— О чем, твою мать? Ты думаешь, что несешь? О чем доложить? Что ты за сигаретой пошел, а я в
