Генрих сунул пусковой блок в карман и вышел из компьютерной.
Володя выключил монитор, закидал его тряпками, мы поспешно выскочили в коридор и постарались придать своим лицам безразличный вид. И тут на нас наскочил Артист.
Кофра Крамера на его плече уже не было.
— Что тут за пальба? — встревоженно спросил он и потянул дверь директорского кабинета.
— Не ходи туда, — сказал я.
— Почему? — настаивал он. И вдруг понял:
— Люси?
— Да.
— Генрих?
— Да.
— Да почему же она… Я же специально… Да я его сейчас голыми руками!
— Отставить! — приказал я. — Она работала не для того, чтобы его убить. Для того, чтобы судить его в Тель-Авиве и повесить. Она не сумела этого сделать.
Постараемся сделать мы. А теперь исчезни. И не появляйся никому на глаза, пока не приведешь себя в норму. Пойди вниз и смени Боцмана на входе.
Но Артист двинулся не вниз, а в сторону машинного зала. Я не понял зачем, но думать об этом было уже некогда.
— Мы остались без связи, — сказал Володя. Мог бы и не говорить. Из всех неприятностей (если то, что произошло на станции, можно было назвать неприятностями) эта была самая неприятная. В ней только одно было хорошо: автоматически отменялся приказ «Никакой самодеятельности».
Из кабинета директора вышел Рузаев в сопровождении Генриха, Азиза Садыкова и всех трех корреспондентов. В руках у Генриха была коробка с детонаторами и радиовзрывателями, а Азиз тащил сумку с семтексом.
— Пойдемте, Серж, — кивнул мне Генрих. — Поможете мне. Вы будете подавать мне взрывчатку, я буду устанавливать, а господа корреспонденты фиксировать этот акт для вечности. После чего на сцене останется только главный персонаж — полковник Рузаев.
Через полчаса станция была заминирована. Машинный зал. Центральный щит управления. Главный циркуляционный насос. Система аварийной остановки реактора.
Генрих был совершенно спокоен. Абсолютно спокоен. Он даже пошутил, заметив нерешительность Рузаева, остановившегося перед желто-черным знаком радиационной опасности у входа в «грязную» зону:
— Ну-ну, Султан! От такой дозы у вас ничего не отвалится! А возможно — даже немного подрастет! Продолжим, — объявил Генрих, когда все вернулись в кабинет директора. — Господа корреспонденты готовы? Предъявляйте, Султан, свой ультиматум!
Дверь в компьютерную была плотно закрыта. Из-под щели по паркету разливалась лужица алой крови.
…Рузаев удобно устроился в кресле директора станции и положил перед собой загодя написанный текст.
— Президенту России, кабинету министров. Государственной Думе. Ультиматум. Я, командующий армией освобождения Ичкерии, выполняя волю Аллаха, волю чеченского народа, волю всех свободолюбивых народов Кавказа, требую… Я не очень-то вслушивался в слова ультиматума. Мысли мои были заняты совсем другим.
Связь. Нужно было срочно, сверхсрочно сообщить полковнику Голубкову и в Москву о том, что станция превратилась в капкан.
Для всех.
Для России.
Для всего мира.
Для всех.
И выхода не было.
Кроме… Вряд ли это был выход. Но я был не в том положении, чтобы пренебрегать даже малейшим шансом.
Воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было приковано к Рузаеву, я незаметно выскользнул в коридор, отошел на лестничную площадку и включил «уоки-токи».
— Пастух вызывает Боцмана. Боцман, ответь.
— Я — Боцман, слышу тебя хорошо.
— Где ты?
— На главном пульте управления. Операторы спрашивают, когда кончится эта бодяга.
У них переработка уже два часа.
— Быстро ко мне!..
V
'ШИФРОГРАММА Сверхсрочно.
Турист — Доктору, Джефу, Лорду, Солу.
Станция захвачена. Рузаев прилетел на вертолете из Мурманска. Намерен предъявить ультиматум Президенту России. Есть вероятность того, что объект П. обнаружил подмену тола. Не исключено, что взрывчатка, присланная на лесовозе Краузе, объектом П. получена и доставлена на первый энергоблок. Компьютерная связь со станцией прервана по неизвестной причине'.
'СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Сверхсрочно.
Начальнику УПСМ генерал-лейтенанту Нифонтову.
Твой ход, Александр Николаевич. Голубков'.
Глава одиннадцатая. Угол атаки
I
Когда «Ауди-80» генерал-лейтенанта Нифонтова, просвистев по Рублевскому шоссе, въехала во двор госдачи, расположенной неподалеку от официальной резиденции Президента России «Барвиха-З», часы на приборном щитке показывали ровно два ночи. Куратор, предупрежденный Нифонтовым по спецсвязи, стоял на высоком освещенном крыльце. Он был в домашней стеганой куртке, округлый, словно бы пышущий энергией и здоровьем, с ранними залысинами.
Он посмотрел, как офицер охраны открывает заднюю дверцу «ауди», и, лишь когда Нифонтов взошел на крыльцо, спустился на ступеньку и протянул руку:
— Здравствуйте, генерал. Большой прогресс. Всего два часа ночи. Прошлый раз вы приехали ко мне в половине четвертого утра. Если так и дальше пойдет, скоро мы будем встречаться в рабочее время.
— Извините, что пришлось вас разбудить, — ответил Нифонтов, пожимая куратору руку.
— Не извиняйтесь. Я не спал. С этой отставкой правительства!.. — Он безнадежно махнул рукой. — Проходите. Кстати, я привык видеть вас в мундире.
— Некогда было переодеваться.
— Даже так?
Нифонтов не ответил. Куратор взглянул на него и укоризненно покачал головой:
— А видок у вас, Александр Николаевич, прямо скажем, оставляет желать. Нужно следить за здоровьем. Трудно, но нужно. Очень рекомендую теннис. Не потому, что он стал сейчас модным в Кремле. Но он действительно помогает сохранять форму.
«Посмотрю я, какой видок у тебя самого будет через полчаса», — подумал Нифонтов, проходя в просторную прихожую и сбрасывая плащ на руки ординарца.
— Прошу ко мне в кабинет, — пригласил куратор.
— Там есть телевизор и видеомагнитофон? — спросил Нифонтов.
— Есть. Вы собираетесь показать мне кино?
— Да.
— Надеюсь, не очень скучное?
— Не очень.
