Ваши телефоны прослушиваются. Возможно, прослушиваются и квартиры.
К. Откуда вы это знаете?
О. Я обнаружил это случайно. Ну, не совсем случайно. У меня есть некоторый опыт еще со времен Испании и Германии.
К. Вы не эстонец. У меня много знакомых прибалтов. Как бы хорошо они ни говорили по-русски, прибалтийский акцент практически неистребим.
О. Я и не утверждал, что я эстонец. Я всего лишь сказал, что моя мать эстонка.
К. Ваш русский язык тоже кажется мне слишком дистиллированным, чтобы быть родным.
О. Вы наблюдательны. Да, мой родной язык — испанский. Моего отца вывезли ребенком из Барселоны после победы Франко в гражданской войне 37-го года. Вместе с другими детьми испанских коммунистов. Здесь отец познакомился с матерью, и они поженились. Отец был очень озабочен тем, чтобы я не забыл свою родину. Дома мы говорили только по-испански. И хотя я кончил русскую школу в Таллине, русский язык так и не стал моим родным языком. Вам не кажется, что мы ушли от основной темы?
К. Для чего кому-то нужно за нами следить?
О. Чтобы через вас выйти на Рузаева. При всех его декларациях он вынужден тщательно скрывать свое местонахождение. Он понимает, что мешает слишком многим.
И как только его обнаружат, он будет ликвидирован.
К. На него уже было семь покушений. Во всяком случае, так он говорит. Не думаю, что всему, что он сказал в интервью, можно верить.
О. Восьмое покушение может стать последним. Какое впечатление он на вас произвел? Он сумасшедший?
К. Он фанатик. Возможно. Возможно, это одна из форм сумасшествия. Для чего вы искали встречи со мной?
О. Мне нужен выход на Рузаева.
К. Зачем?
О. Вы сделали свою сенсацию. Я хочу сделать свою. Я хочу получить у Рузаева эксклюзивное интервью. В том ключе, который интересует западного читателя.
Рузаев заинтересован в паблисити. Он даст мне интервью, если вы поможете мне на него выйти.
К. Не понимаю, почему я должен вам помогать. О. На этот вопрос я отвечу. Мы с вами деловые люди. Информация стоит денег. Я не спрашиваю, сколько заплатил вам Рузаев. Полагаю, много больше, чем могу предложить я. Три тысячи долларов.
Тысяча — немедленно. Остальные две после того, как я установлю контакт с Рузаевым.
К. А сколько вы получите за свою сенсацию? О. Если повезет — порядка десяти тысяч. Я отдаю вам треть. Согласитесь, Игорь, что это справедливо.
К. У меня нет связи ни с Рузаевым, ни с его людьми. Они сами выходят на меня, когда им нужно. Не уверен, что я им понадоблюсь. А тем более — в ближайшее время.
О. Может — да, может — нет. Вы сами можете выйти с ними на связь. После публикации интервью вы встречались с человеком Рузаева. Он был в «мерседесе» с номерами постпредства Чечни в Москве. Не сомневаюсь, что вы запомнили его и узнаете. Штат постпредства небольшой.
К. Откуда вы знаете об этой встрече? Вы следили за мной?
О. Не за вами. За вашим соавтором. Сначала я попытался сделать это предложение ему. Это было моей ошибкой. Я не знал об известных вам особенностях его характера и образа жизни. С ним это часто бывает?
К. Как только появляются деньги. Он пьет, пока они не кончаются, потом неделю подыхает, а потом включается в работу с бешеной энергией. Он очень талантливый журналист. И если бы не эта его привычка… О. Прискорбная привычка. Но поговорим о наших делах. Вы принимаете мое предложение?
К. А если я скажу «нет»?
О. На нет и суда нет. Разойдемся и забудем о нашей встрече. Но я не вижу причин для вашего «нет». От вас требуется совсем немного. И ничего противозаконного.
К. Если мне не удастся связать вас с людьми Рузаева, я должен буду вернуть аванс?
О. Нет. Деньги небольшие, я рискну. Уверен, что у вас все получится.
К. Что я должен буду сказать человеку Рузаева?
О. Только то, что я сказал вам. Представить меня. И получить телефон для связи.
К. Как я вам его сообщу?
О. Есть у вас клочок бумаги?
К. Запишите здесь. Это наш дачный гроссбух.
О. Передадите на пейджер только одну фразу: «Позвони дяде». И телефон. Вот номер оператора и абонента. Запомните, он несложный. А теперь вырвите этот лист и сожгите. Прямо сейчас, при мне. Очень хорошо. Вот ваш аванс.
К. Хотите получить расписку?
О. Хорошая шутка. Я не намерен вас ни шантажировать, ни вербовать. Никаких расписок. Условие только одно: все должно остаться строго между нами. Вы смогли опубликовать свое интервью только потому, что о нем никто не знал. Если станет известно о моих планах, мне ничего не дадут сделать. И средства для этого могут быть применены самые острые.
К. Применены кем?
О. Будем считать этот вопрос риторическим. Я рад, что мы нашли общий язык. Как знать, может быть, и мне удастся когда-нибудь подбросить вам тему для первой полосы или «прайм-тайм». Проводите меня. Тем более что ваша жена уже высказывает явные признаки нетерпения.
Женский голос. Игорек! Сколько можно трепаться? Люди уже уезжают, а у нас еще две грядки не вскопаны!
К. Не кричи, иду!.. Часа через два мы едем. Подбросить вас до Москвы?
О. Ни в коем случае. Нас не должны видеть вместе. Удачи, Игорь.
К. Удачи, Генрих…'
Полковник Голубков отложил расшифровку и вопросительно взглянул на Нифонтова.
— Почему ты сказал, что этот разговор особенно важен?
— Дочитай аналитическую записку, поймешь.
'Выйдя из дома К., объект прошел в дальний конец дачного поселка, переоделся в бесхозном хозблоке и смешался с огородниками, спешившими к электричке. Несмотря на многообразные и весьма профессиональные попытки объекта уйти от наблюдения, усиленной группе «наружки» удалось довести его до города Химки Московской области. Однако здесь, в старых кварталах, воспользовавшись поздним временем и хорошо знакомой ему системой проходных дворов и черных лестниц, объект наблюдения сумел скрыться. Руководитель группы наружного наблюдения, имевший приказ ни при каких обстоятельствах не обнаруживать себя, принял решение прекратить поиски.
Тот факт, что после шести с лишним часов плутаний объект приехал в Химки, а также доскональное знание им местных условий позволили нам сделать вывод о том, что именно здесь находится его постоянное или временное место проживания. На следующий день была начата активная негласная отработка жилых кварталов с помощью сотрудников местных отделений ФСБ и МВД, а также подан запрос в МИД о корреспонденте «Таген блатт» Генрихе Струде.
Как мы и предполагали, такого корреспондента в Москве нет и никогда не было ни среди штатных, ни среди нештатных журналистов. В главной редакции «Таген блатт», куда удалось дозвониться сотруднику МИДа, повторили то же самое. Следовательно, аккредитационная карточка, которую объект показал журналисту К., была фальшивой.
Отработка жилых кварталов Химок на третий день принесла результаты. По высококачественным фотографиям, которыми располагали сотрудники опергруппы, один из участковых инспекторов уверенно опознал в объекте наблюдения российского гражданина Деева Геннадия Степановича, 1956 года рождения, уроженца Таллина, тренера по горнолыжному спорту детской спортивной школы при клубе «Динамо», переехавшего на постоянное место жительства в Химки из Эстонии в июле 1991 года.
Изыскания, проведенные в сохранившихся архивах бывшего КГБ, и ответ, полученный на наш запрос из информационного центра ФСБ, дали возможность установить, что под именем Деева скрывается один из
