осмотрительной — чаще останавливалась и внимательно прислушивалась к каждому звуку, ниже пригибалась к земле, прижимая уши.
Голод все сильнее давал о себе знать. Но охота на крупную дичь — трудное дело для одиночки. Да и лес, полный разнообразной живности, остался далеко позади. В этих местах зайцев было гораздо меньше, а открытых пространств, где легче убежать от хищника, намного больше.
Так и не добыв никакой пищи, волчица продолжала бежать к северу. Незадолго до наступления вечера она вдруг замедлила бег — до нее донесся какой-то знакомый запах. Подчиняясь инстинкту, Имала затаилась в зарослях высокой травы. Она была уверена, что в нескольких перебежках, на востоке за холмами, пасется стадо баранов, слабых, трусливых и медлительных животных. С ними она легко справилась бы и в одиночку.
Имала облизнулась, осторожно поднялась на лапы и направилась к холмам. Она бежала к цели не прямо, а по кривой, чтобы выйти к стаду сбоку, пока легкий ветерок, который дул ей навстречу, будет относить в сторону ее запах и звук шагов. Вскоре она их увидела. В стаде было не более десятка баранов. Но ей хватит и одного.
Вначале надо выбрать. Наметить самого слабого, того, которого будет легче догнать. К чему лишние усилия?
Время от времени, когда какой-нибудь баран поднимал голову, Имала останавливалась, потом вновь осторожно приближалась, не выпуская стадо из виду. И вот до намеченной жертвы остается уже не больше нескольких метров, а ее так и не заметили. Наконец бараны все же насторожились. Один из них явно почуял опасность и принялся громко блеять, вслед за ним забеспокоились остальные. Пора нападать. Имала изготовилась. Она уже выбрала жертву — молодого барашка, который пасся на ближнем к ней краю стада. Некрупного, хромого, догнать его не составит труда. Волчица уже приготовилась к прыжку, как вдруг до нее долетел еще один запах. Запах другого животного, не барана. Она была здесь не одна.
Имала тотчас замерла и вновь побежала вокруг стада, пытаясь разглядеть сквозь высокую траву источник нового запаха. На этот раз бараны ее заметили. Испугавшись, они на мгновение застыли на месте, но тотчас инстинкт самосохранения одержал верх, и стадо бросилось бежать. Бараны толкались, прыгали, бросались то в одну, то в другую сторону. Что-то тут не так. Что-то непонятное заставляет их менять направление. И все же, несмотря на пугавший ее незнакомый запах, волчица решила догнать стадо. Она приблизилась к баранам, но пока не нападала. И тут внезапно поняла, в чем дело.
Стадо охраняла собака. Только сейчас волчица заметила метавшееся среди белых спин баранов серое пятно. Собака была небольшая, но сильная. И полная решимости защищать стадо. Обычно в таких случаях волки отступают, но Имала сильно оголодала, а ее незримая связь с людьми придавала ей уверенности.
Волчица сделала попытку подойти к стаду с левого края. Намеченный ею барашек был недалеко, и, возможно, ей удастся схватить его, прежде чем собака успеет до них добежать. Резкий прыжок — и Имала бросилась к стаду. Изменив направление, она неслась теперь прямо на обезумевших от страха баранов.
Но собака была начеку и тут же с громким лаем рванулась к волчице. Имала повернулась и медленно побежала прочь от стада.
И вдруг собака решила сама наброситься на хищника. Оскалив клыки и напружинив передние лапы, она громко зарычала, пристально глядя на волчицу.
Имала не спешила вступать в бой. Она была крупнее собаки, но долгий путь и голод истощили ее силы. Она остановилась, не принимая, однако, боевой позы и продолжая поглядывать на прихрамывавшего неподалеку молодого барашка. Собака, должно быть, перехватила этот взгляд. Она зарычала еще громче и в несколько прыжков приблизилась к волчице. Бараны за ее спиной блеяли все громче.
Имала оскалилась в ответ, обнажив длинные острые клыки, и собака прыгнула на нее. Волчица взметнулась вверх, и, широко раскрыв пасти, целясь друг другу в глотку, противницы слились в единый клубок. Упав на землю, они прокатились так несколько метров, не ослабляя хватки. Едва одна из них дотягивалась до горла другой, как тут же задние лапы соперницы страшным ударом отбрасывали ее от цели. Внезапно они вскочили и, переводя дыхание, уставились друг на друга, примериваясь к следующей атаке. Бой шел на равных. Волчица была стремительнее, собака сильнее — не мирное домашнее животное, а свирепый, натасканный на смертельные бои зверь. Зато волчица могла рассчитывать на свои острые зубы и мощные челюсти.
Не переставая громко рычать, собака снова бросилась на нее. Имала едва успела уберечь от ее клыков бок, как собака вцепилась ей в верхнюю часть бедра. Взвыв, волчица вырвалась. Боль удвоила ее злость, и, подчиняясь теперь только одному инстинкту — убивать, она кинулась на соперницу. Ее левая передняя лапа ударила собаку по морде, когти рванули глазное яблоко и вонзились в окровавленную глазницу. Собака взвыла от боли и повалилась на бок, пытаясь высвободиться. Но Имала не дала ей опомниться. Пользуясь секундным замешательством противницы, волчица рванулась к ее горлу и глубоко вонзила в него клыки. Вой собаки затихал по мере того, как волчица рвала ей голосовые связки. Чужая кровь залила белый мех Ималы и густыми ручьями потекла по шее. Она тряхнула головой, мощным ударом расколов затылок обессилевшей собаки, и та уже больше не шевельнулась. Когда волчица разжала зубы, ее противница была мертва, бараны убежали. Не мешкая ни секунды, Имала кинулась догонять оставшееся без охраны стадо, бросив на равнине изуродованный труп своего дальнего сородича.
Это лето могло бы стать обычным для долины песков. Солнце рассыпало по земле блики, будто осколки стекла. Небо напоминало безбрежный спокойный океан. Лишь изредка в нем появлялась хищная птица, прочерчивая на синей глади правильные круги, подобные тем, что расходятся от упавшей капли воды. Нигде ни тени, разве что под камнями, где неосторожным движением можно было разбудить спящих скорпионов.
Да, это лето могло стать обычным, но на горизонте угадывалось какое-то смятение, знаменовавшее начало новой эры. Слышались звуки боевой песни. За красными холмами у края долины, почти на краю земли, медленно продвигались к северу нескончаемые вереницы воинов. Огромными змеями ползли они вдали, поднимая тучи пыли, заполняющие тяжелый полуденный зной.
Это были горгуны. Полчища горгунов. Ряды копий и доспехов, свирепый взгляд налитых кровью глаз, мускулистые зеленые тела, изуродованные шрамами. Никакая сила не сумела бы остановить эти колонны воинов, движущиеся к одной точке, ослепительно сверкающей под августовским солнцем, — чертогу Шанха.
Маольмордха созвал всех горгунов Гаэлии. И вот уже много дней сходились они к нему целыми толпами. Он был Носителем Темного пламени. Он был их Властелином. Воплощением их мести. Во имя него и по его воле должны были они сокрушить друидов. В этом было их предназначение, эта высшая цель заставляла биться кровь в их жилах.
Мало кому из подданных Маольмордхи представлялась возможность — и сама мысль об этом леденила им душу — взглянуть в глаза своему господину. Считалось даже, что это дурное предзнаменование, что те, кому случалось встретиться с Хозяином взглядом, непременно погибали в течение ближайших часов, дней или недель. Тот, кто стоял теперь перед ним, не стал исключением. Едва ступив в тронный зал, самое темное помещение дворца, он сразу понял, что живым ему отсюда не уйти.
Маольмордха молча сидел на троне из человеческих костей. Лава, кипящая в гигантских чашах, отбрасывала на стены тусклые красноватые отблески. В полной тишине слышно было только звяканье цепей на ногах изуродованной рабыни и бульканье лавы. В ожидании гонца Хозяин запретил себя беспокоить. Медлительность горгунов приводила его в ярость. А тому, кто принесет плохие вести, вообще не сносить головы.
Так все и вышло. Узнав о гибели Князя герилимов, Маольмордха пришел в бешенство. Крик его разорвал вязкую тишину тронного зала. Он вскочил и обеими руками схватил гонца за голову, глядя ему прямо в глаза. Тот задрожал всем телом. Ему хотелось закричать, но страх сковал его волю. Он не чувствовал ни слез, текущих из его глаз, ни своего пересохшего горла. Руки Маольмордхи сжимались все сильнее и сильнее, как в тисках сдавливая голову гонца. Щеки несчастного побагровели, глаза налились кровью, она бешено стучала у него в висках, в ушах звенело. Маольмордха стиснул руки еще сильнее, и гонец понял, что это смерть. Кости черепа хрустнули в руках его мучителя. Их острые осколки вонзились в липкую массу, образованную мозгом и кровью, и бездыханное тело гонца рухнуло на пол.
