Цесаревич Павел и его жена, которые путешествовали как граф и графиня Дюнор, собирались посетить Париж после пребывания в Вене. Такова легенда. На самом же деле Павел, сын Екатерины Великой, был направлен во Францию в качестве тайного посла своей матери. Он приезжал передать Людовику XVI просьбу сохранять нейтралитет в отношении раздела Оттоманской империи, о чем договорились Екатерина II и Иосиф II еще во время встречи 1780 года в Могилеве. Император воспринял этот визит как знак свыше и обратился к Марии-Антуанетте, подробнейшим образом проинструктировав ее, ведь она должна была встретить графа и графиню Дюнор с максимальным гостеприимством. Император описал ей их вкусы и нравы, посоветовав даже поставить фортепиано в комнату великой княгини, которая очень любила музицировать. Он даже предвидел темы разговоров между гостями и королевой. Он рекомендовал своей сестре относиться к ним с большим доверием и дружбой, как если бы она знала их очень давно: «Ваш разговор может касаться всего. Их Высочества очень заботливые и любящие отец и мать, разговор о воспитании детей, который, я знаю, Вас очень занимает, покажется им весьма интересным». Демарш, предпринятый двором Санкт-Петербурга при поддержке Венского двора, поставил Вержена в весьма затруднительное положение. Оставаясь верным своей осторожной и осмотрительной политике, с того момента как король назначил его министром иностранных дел, Вержен не хотел слишком заискивать перед Россией. Однако тем не менее гостям был устроен пышный и торжественный прием. Людовик XVI поручил королеве организовать пребывание великих князей, «Дюноров», так их называли в Версале. Мария- Антуанетта очень серьезно и старательно отнеслась к этой задаче, что и было высоко оценено Мерси.
Когда гости прибыли в Париж 18 мая 1782 года, королева едва успела оправиться от рожистого воспаления. Однако болезнь никак не отразилась на ее красоте; она, казалось, произвела большое впечатление на великих князей. Цесаревич инкогнито отправился в Версаль, где среди толпы придворных внимательно наблюдал за королевой. Вернувшись к жене, в особняк посла России, он весьма живо и подробно описал Марию-Антуанетту, величие и великолепие Версаля, придворных, особенно его поразила красота королевы, «которая весьма беспокоила великую княгиню». Урожденная Вюртемберг, княгиня Екатерина, рослая и корпулентная, не отличалась особой красотой, однако была довольна умна и образованна. Она создала прочный и нерушимый союз с мужем, который был совершенно не красив и мог выглядеть даже нелепо, если бы не его природное обаяние и необыкновенная улыбка. Только ступив ногой в Париж, великая герцогиня пригласила к себе мадемуазель Бертен и заказала у самой модной модистки наряды, которые могли бы соперничать с нарядами королевы. Так что она предстала перед самым элегантным двором Европы во всеоружии.
20 мая Дюноры выехали в Версаль. Несмотря на великолепное парчовое платье, украшенное жемчугами, и чистейшими, как слеза, драгоценными камнями на шее, великая княгиня все же испытывала легкую дрожь оттого, что ей предстоит встреча с самой эрцгерцогиней Австрии, ставшей королевой Франции, о которой шла молва, как о наиболее красивой и элегантной царствующей особе того времени. Великая княгиня была того же возраста, что и Мария-Антуанетта. «Смогу, ли я потягаться красотой с королевой?» — спрашивала она своего мужа. Сама королева была еще больше напугана. Прежде чем отправиться в зал, где должен был состояться обед, Мария-Антуанетта зашла к себе в кабинет выпить стакан воды, призналась, «что только теперь поняла, насколько трудна роль королевы, особенно в присутствии другой королевы». Тем не менее она успокоилась и, глядя как королева ведет себя с великой княгиней, трудно было не заподозрить се в том, что они знают друг друга всю жизнь. Мария-Антуанетта рассказала русской княгине о своих вкусах и привязанностях, она говорила лишь о том, что могло бы доставить удовольствие ее гостье, и в конце концов попросила навещать ее как можно чаще. После обеда все прошли в салон Мира, чтобы послушать концерт, на который были приглашены придворные русского двора.
Как и Иосиф II, великий князь и его жена хотели воспользоваться инкогнито, чтобы узнать Париж и посетить все достопримечательности столицы, что давало королю и королеве относительную свободу. Тем не менее они довольно часто приезжали в Трианон и Марли. Во время прогулок «между королевой и ее гостями установилось подлинное доверие, а великий князь доверял ей такие тайны, говорить о которых с женщиной, да еще высочайшей особой было не совсем удобно». Довольно откровенно он сетовал на личную жизнь своей матери-императрицы, чьи фавориты доставляли массу неприятностей и ему и многим придворным. Супруга обычно молчала, но, казалось, полностью поддерживала мужа. В ответ на доверие великий князь спросил Марию-Антуанетту, как она относилась к мадам Дюбарри при жизни покойного короля. Откровенность цесаревича очень удивляла королеву, и она старалась не оставаться с ними наедине.
Отъезд гостей был большим облегчением для королевы, которая имела тогда лишь одно желание — уехать в Трианон. Русские отбыли очень довольными, они оценили тот теплый прием, который им устроили французские государи. Вержен, в свою очередь, остался очень доволен тем, что не было дано никаких определенных обещаний. Мерси рассыпался в похвалах прекрасного поведения королевы, которая смогла высказать свое мнение но поводу прусских происков и не забыла упомянуть о своем брате.
В малом замке Трианона, где она бывала дважды за лето, Мария-Антуанетта забывала все свои беды и усталость. Никогда еще не была она так спокойна и полностью посвятила себя детям. Королева привезла детей с собой вместе с гувернанткой принцессой де Гемене и всей их свитой. Она подолгу занималась с малышами, не играла в комедиях, не ходила на спектакли, а довольствовалась лишь тем, что устроила несколько концертов. Мадам де Полиньяк воспользовалась этим внезапным приливом нежных чувств, чтобы поговорить с ней о министерских назначениях. Она хотела, чтобы граф д'Адемар, не имевший ни единого шанса получить портфель военного министра, был назначен хотя бы на пост министра королевской свиты, обязанность, в которой он был совершенно не компетентен. Мария-Антуанетта не сказала «нет», но и не сказала «да». Мерси начал надеяться на грядущую немилость фаворитки. Ничего не последовало. Посол тем не менее не терял надежды.
Через несколько дней, 9 сентября, двор прибыл в Мюет, где маленькой принцессе сделали прививки. Как раз в это время произошло событие, потрясшее не только королевский двор, но и всю знать Парижа. В пух и прах разорился принц Гемене: долг составил более 30 миллионов ливров. Подобный скандал не позволял больше его жене оставаться гувернанткой королевских детей. Королева согласилась с отставкой мадам де Гемене, к которой она уже довольно давно не испытывала особой симпатии. Но враги не могли позволить уплыть вакантному месту не известно к кому. Безенваль поговорил с фавориткой. Вначале она была напугана идеей добиваться «поста столь ответственного и серьезного», разозлилась, что королеве самой не пришло в голову […] предложить ей занять пост принцессы де Гемене. Обрадовавшись, что ему удалось уязвить самолюбие фаворитки, Безенваль направился к королеве. «Выждав момент, когда она без сопровождающих проходила из одной комнаты в другую, — рассказывал он, — я подошел к ней и спросил о тех слухах, которые наполняли Париж. Дело касалось отставки мадам де Гемене и замены ее герцогиней де Полиньяк. Королева остановилась и посмотрела на меня так, как если бы она услышала для себя нечто новое, мгновение стояла молча. „Как! Мадам де Полиньяк! — ответила она наконец. — Но она не хочет этой должности. Ведь она сама отказала мне!“ „Однако это почетная должность, — снова сказал я, — и совершенно отличная от обычной придворной должности. Независимо от того, обладает ли мадам де Полиньяк всеми необходимыми качествами, я думаю, что Ваше Величество опустится в глазах общества, если не даст столь важную должность своей подруге“».
Через несколько дней нужно было видеть, с каким пылом Мария-Антуанетта уговаривала подругу принять эту должность.
Назначение фаворитки не удивило ни двор, ни общество, но все здравомыслящие люди пребывали в печали. Это новая милость только увеличивала власть мадам де Полиньяк, а также подтверждала то огромное влияние, которое она оказывала на королеву. Обязанности гувернантки требовали от нее никогда не покидать двора. Итак, они сблизились еще больше с королевой, отдавшей приказание приготовить в замке Трианон апартаменты, которые предоставлялись гувернантке и ее воспитанникам. Мария-Антуанетта больше не хотела разлучаться ни с детьми, ни с подругой.
Интерес, который Мария-Антуанетта проявляла к дочери и к наследнику, не был выдуман. Разрушив традицию предыдущих и последующих государынь, она лично следила за воспитанием дофинов. Мария- Терезия, которой не было еще и четырех лет, часто появлялась в кабинете матери, к большому сожалению Мерси, которому не нравилась эта привычка. «Нет никакого способа поговорить с ней о чем-то серьезном и важном, в такие моменты всегда прибегает ее дочь, начиная играть и веселиться с матерью, все это еще
