Январский черт
Кто еще там верит в Дед-Мороза?
Пенсия по случаю склероза, слышали? Не велено трещать, велено тащить и не пущать.
Взрослым — шиш под нос, а для детишек елки-палки без затей и шишек.
Я же, братцы, неуничтожим, потому что у меня режим.
Изо всех чертей я один альбинос, без копыт, без когтей, а где хвост, там нос.
Но зато уж рога — как рога!
Кому хошь проткну потроха!
Эй! Сынки и дочки, берегите почки! Прячьте глотки! Я колдую. Из углов в колготки дую. Слышь? — На крыше завываю: я бываю!
Ну а кто во мне сомневается, пусть по-черному одевается и с утра костыляет в лес. Выставляйте любые кончики — превращу в ледяные пончики, чтобы змей вам под душу влез!
Подставляй, кавалер, бородку, будешь драить мне сковородку, ну, а вам, мадам, для красы окроплю серебром усы. Что моргаешь? Стряхни ресницы. Эта сказка тебе не снится, это мой снеговой народ переходит овраги вброд.
Вот пилигримы и паломники, вот крестоносцы, вот купцы, а это гномы-уголовники ведут жирафа под уздцы.
А посмотри, какая курица, какое важное лицо!
И сыч глядит, и щука щурится на бегемотово яйцо.
Вот барана балерины приглашают на перины. А подальше от греха поразвесили меха, декольте, колье и бусы, малахаи и бурнусы, шубки, юбки, кружева — надевай, пока жива!
Что смеешься? Одеваю щеки в пламень, реки в лед!
Я бываю, я бываю, в январе зима не врет!
Эй, тип в пальто!
Спрячь нос, а то за хвост схвачу!
Гип-ноз!
Шу-чу!
Так-то, братцы! Рад стараться и, как всякий честный черт, после крупных операций закрываюсь на учет.
Просто так
Шли однажды по дороге Чебурек и Чебурак. Не спешили по тревоге, а гуляли просто так. Не грустили, не скучали, не болтали, не молчали, ни за что не отвечали, ничего не означали, а гуляли просто так.
Шли, ни на кого не глядя, Чебурак и Чебурек. Им навстречу строгий дядя, очень важный человек. Всеми пальцами грозя, он сказал им, что нельзя не грустить и не скучать, не болтать и не молчать, ни за что не отвечать, ничего не означать, что нельзя быть Чебураком, что нельзя быть Чебуреком, можно только человеком, да и то не просто так, потому что нарушают. Никому не разрешают на прогулки выходить без намордников! Побежали по дороге Чебурек и Чебурак, как медведи из берлоги, без защиты, без подмоги, ой-ёй-ёй, давай бог ноги!
Дальше дело было так. Очутились в Ленинграде, а навстречу строгий дядя, искупались в водопаде, а навстречу строгий дядя, всюду, спереди и сзади, в магазине, в зоосаде, в винограде, в шоколаде, на торжественном параде им навстречу — строгий дядя в наморднике.
И тогда Чебурек чебурахнулся, и тогда Чебурак чебурехнулся, и опять пошли гулять просто так.
Три считалки
Слыхал звон? Пропал слон, в вагон сел, лимон съел, романс спел, опоздать успел.
Шла Маша есть кашу. Шел сзади злой дядя. Взгляд кинул нож вынул, снял шляпу, дал драпу.
Жил да был дед Иван.
Он любил свой диван.
Ел да спал целый век.
Вдруг сказал: «Кукарек!»
Тихо дышит над бумагой голос детства. Не спеши, не развеивай тумана, если можешь, не пиши.
А когда созреют строки — семь бутонов у строки — и в назначенные сроки сон разбудит лепестки, и когда по шевеленью ты узнаешь о плоде — по руке, по сожаленью, по мерцающей звезде — на закрытые ресницы, на седьмую их печать сядут маленькие птицы, сядут просто помолчать
Я ощущал зеленую упругость, самобегущих лап я принимал подачи и видел замки запахов и слышал хоралы.
Я забыл, что я им был — способным псом с играющим загривком, стремительным хвостом и точным лаем — нет, я не знал, не знал, что я им был, я был, я просто был, и я бежал и видел замки запахов и слышал хоралы.
Отара
Мы овцы, бараны, бараны мы, овцы, ведомы, влекомы — такие таковцы, такая судьба — пастухи нас пасут, из каждой травинки растет страшный суд.
Да здравствует стрижка, и слава стригущим, и мясо, и шкуру твою стерегущим, пусть знает собака, твой череп грызя, что быть одиноким привыкнуть нельзя.
Бараны мы, овцы мы, овцы, бараны, равнины и горы, проекты и планы, а завтра зарежут, не все ли равно, когда впереди золотое руно.
О вреде самосознания
— Нии-как! Нии-как не смирится душа! Ал-лах! Ал-лах!
Почему я ишак! Ии-збавь! Ии-збавь меня — от меня! И-и дай! И-и дай ячменя! Ячменя!
— О мой бедный, мой вьючный, как тебя я люблю. Придорожной колючкой я тебя накормлю. Поработай — а после угощу и овсом, лишь бы только мой ослик оставался ослом.
Но вот как предпринять столь решительный шаг, чтобы смог ты понять, почему ты ишак?
Хорошо, предположим, разобраться мы сможем, почему ты животное, в чем твоя подноготная.
Не пройдет и минуты, злой шайтан постарается, и тебе почему-то быть ослом не понравится, забрыкаешьдя ногами и ушами заколышешь, и объявишь забастовку, заявление напишешь:
«Упираюсь. Не, желаю за других зверей ишачить».
И придется мне, Аллаху, ишаком — себя назначить!
Нет, нельзя предпринять столь решительный шаг, чтобы смог ты понять, почему — ты ишак!
Поучение птенцу
Бытность птицей требует репетиций.
Каждый день начинай усильями, не ленись махать крыльями аккуратно, а не то есть риск превратиться в кающееся пресмыкающееся.
Неприятно.
Философическая интоксикация
Жизни смысл угадав, удавился удав.
Сыч сидит на ветке, кушает таблетки. Из-за мракобесия у него депрессия.
