черепе? Чего доброго, лопнет!
– Брось пороть чушь! – взвился Джонатан. Оба помолчали, потом Питер попросил прощения.
– Мне очень жаль…
– А мне каково! до свадьбы осталось всего две недели. Я даже не знаю, как разговаривать с Анной.
– Поговорить все равно придётся. Лучше поздно, чем никогда, не станешь же ты жениться против своей воли, только потому, что уже разосланы приглашения! Если ты так влюблён в эту женщину в Англии, как говоришь, то подумай о своей жизни, действуй! Тебе кажется, что ты крупно вляпался, но знал бы ты, как я тебе завидую! Как хотел бы вот так влюбиться! Это дар свыше, не пренебрегай им. Я побыстрее покончу с делами и вернусь из Нью-Йорка уже завтра, чтобы быть рядом с тобой. В полдень встретимся в кафе.
Джонатан прогуливался по набережной. От тоски по Кларе ему хотелось выть. К тому же через несколько минут он собирался ехать домой, чтобы выложить всю правду Анне.
Дом он нашёл погруженным в темноту. Он долго звал Анну, но ответа не было. Он поднялся к ней в мастерскую и там, на столе, увидел фотографии. На одной они с Кларой были запечатлены лицом к лицу перед аэропортом. Джонатан обхватил руками голову и упал в кресло Анны.
9
Она вернулась только ранним утром. Джонатан уснул на первом этаже, на диванчике в гостиной. Она сразу пошла на кухню, даже не поздоровавшись. Налила в кофеварку воды, насыпала в фильтр кофе, нажала кнопку. Потом поставила на рабочий стол две чашки, достала из холодильника пакет с тостами, сняла с полки над раковиной две тарелки, положила на стеклянную маслёнку нож – все это в гробовом молчании. Единственными звуками были её звонкие шаги по плиточному полу. Снова открыв холодильник, она всё-таки соизволила обратиться к Джонатану:
– Кажется, ты всегда ешь на завтрак клубничный конфитюр?
Джонатан хотел подойти к ней, но был остановлен угрожающим взмахом ножика для масла. Он уставился на двухсантиметровое лезвие с круглым кончиком.
– Перестань, Анна. Нам надо поговорить.
– Нет! – крикнула она. – Говорить не о чём!
– По-твоему, было бы лучше, если бы мы признали свою ошибку через полгода или через год?
– Замолчи, Джонатан, замолчи!
– Анна, мы уже много месяцев ломаем эту комедию – готовимся к свадьбе, я старался, как мог, мне хотелось, чтобы мы любили друг друга, искренне хотелось! Но чувствам нельзя лгать.
– А женщине, на которой хочешь жениться, лгать можно, да?
– Я приехал, чтобы сказать тебе правду.
– На каком этапе своей «правды» ты нашёл силы сделать это, Джонатан?
– Вчера, когда я её осознал. Я каждый вечер звонил тебе из Лондона, Анна.
Анна схватила сумку, открыла её и достала ещё один конверт с фотографиями, чтобы швырнуть их по одной Джонатану в физиономию.
– Вот ты на террасе кафе во Флоренции, вот в такси на площади Согласия, вот в этом ужас ном английском замке, вот в ресторане в Лондоне… Все это – в один и тот же день? Только за позавчера?
Джонатан посмотрел на фотографию Клары, упавшую к его ногам, и у него ещё сильнее сжалось сердце.
– Давно ты устроила за мной слежку?
– Как получила от тебя факс, в котором ты назвал меня «Кларой», так и устроила! Полагаю, её так зовут?
Джонатан не ответил, и Анна перешла на визг.
– Её зовут Кларой? Говори, я хочу слышать, как ты произносишь имя той, которая ломает мне жизнь! Что, трусишь?
– Не Клара сломала наш союз, мы сделали это сами, без посторонней помощи. Мы оба любой ценой старались вести одинаковую жизнь, но наши тела уже не соприкасались.
– Это утомление от приготовлений к свадьбе, Джонатан. Мы же не животные!
– Анна, ты меня больше не любишь.
– Можно подумать, что ты сходишь с ума от любви ко мне!
– Я оставлю тебе дом, я уйду сам.
Её взгляд был невыносим.
– Ничего ты мне не оставишь, потому что не покинешь этих стен. Тебе не удастся просто так выскочить из нашей жизни, Джонатан. Свадьба состоится. В субботу 19 июня, ровно в полдень, хочешь ты этого или нет, я официально сделаюсь твоей женой и останусь ею, покуда нас не разлучит смерть.
– Ты не можешь меня принудить жениться на тебе, Анна, как бы тебе этого ни хотелось.
– Могу, Джонатан, поверь, могу!
Неожиданно Анна присмирела, её взгляд стал другим, руки, до этого судорожно прижатые к груди, упали, морщины ярости на лице одна за другой разгладились. Она развернула на рабочем столе газету. На первой странице красовалась фотография: Джонатан и Питер.