– Прямо поздравительная открытка, правда, Джонатан? Только у меня к тебе вопрос… Когда пресса узнает, что эксперт, подтвердивший подлинность картины, которая побьёт рекорды стоимости продажи на торгах последнего десятилетия, на самом деле является любовником женщины, выставившей её на продажу, то' кто первым сядет в тюрьму за мошенничество – Клара или ты? Как ты считаешь, Джонатан?
Он смотрел на Анну, не в силах шелохнуться. Ему казалось, что у его ног разверзлась бездна.
Она взяла газету и принялась ироническим тоном читать статью.
«Эта картина с неведомым прошлым, обнаруженная владелицей известной галереи, объявлена экспертом Джонатаном Гарднером подлинной. Знаменитая компания „Кристиз“ и аукционист Питер Гвел выставляют её на продажу…» Твой дружок лишится профессии и получит два года тюрьмы условно за сообщничество. Ты тоже лишишься своего драгоценного звания, но благодаря мне отделаешься всего пятью годами. Мои адвокаты постараются убедить присяжных, что главный организатор этого мошенничества – твоя любовница.
С Джонатана было довольно. Он отвернулся от неё и пошёл к двери.
– Подожди, не уходи, – сказала Анна с нервным смешком. – Позволь зачитать ещё несколько строчек, ты их герой, суди сам… «Благодаря авторитетному установлению подлинности, произведённому Джонатаном Гарднером, цена картины, предварительно оцениваемой в два миллиона долларов, может вырасти на аукционе в два-три раза».
Анна поймала его в холле за рукав и принудила обернуться.
– Мошенничество на сумму шесть миллионов долларов обойдётся ей в десять лет за решёткой.
Есть ещё одна грустная для вас обоих новость: её ждёт женская тюрьма!
Джонатан почувствовал, что его сейчас стошнит. Он заторопился вон из дома, чтобы согнуть ся над водосточным жёлобом. Анна похлопала его по спине:
– Пусть тебя хорошенько вырвет, мой дорогой.
Исторгни её из своего нутра. Соберись с силами, чтобы позвонить ей и сообщить, что вы больше не увидитесь, что все это – смешная мимолётная интрижка, что ты её не любишь. Мне хотелось бы при этом присутствовать.
С этими словами Анна вернулась в дом. К Джонатану подошёл пожилой господин, выгуливавший собаку. Он помог ему сесть на землю и привалиться спиной к колесу машины.
Лабрадору не понравилось состояние мужчины, оказавшегося на земле на одной с ним высоте. Он ткнулся в него мордой, щедро облизал ему ладонь. Старик велел Джонатану дышать глубже.
– Небольшой приступ спазмофилии, – определил мистер Скардин обнадёживающим тоном.
Вернувшись с прогулки, он сказал жене, что врач и на пенсии не перестаёт быть врачом.
Питер целых полчаса дожидался его на террасе кафе, где они обычно встречались. Но стоило ему увидеть Джонатана, как от его раздражения не осталось и следа. Он вскочил, чтобы помочь другу сесть.
– Что происходит? – спросил он с испугом.
– Что происходит со всеми нами? – простонал Джонатан с потерянным видом.
Битый час после этого он рассказывал Питеру, как за считаные дни расшаталась вся его жизнь.
– Я знаю, что тебе надо сказать Анне! – не выдержал Питер. – «Дерьмо!» – вот что ты должен ей сказать.
Он так разъярился, что посетители за соседним столиком замолчали и стали прислушиваться к их разговору.
– Что, пиво не по вкусу? – напустился на них разошедшийся Питер.
Пристыженное семейство отвело взгляды.
– Брань и агрессия ничего не дают, Питер. Этим беде не поможешь.
– Я не допущу, чтобы ты пожертвовал своей жизнью ради этой картины, даже если бы она тянула на десять миллионов!
– Под ударом не только моя жизнь. Угроза нависла и над тобой, и над Кларой.
– Ну, так отрекись! Скажи, что у тебя возникли сомнения в подлинности картины, и дело с концом!
Джонатан бросил на стол номер «Уолл-стрит Джорнел», за ним – «Нью-Йорк тайме», «Бостон глоб» и «Вашингтон пост» – информацию опубликовали всюду.
– И это не считая еженедельников, которые выйдут сегодня, и ежемесячных изданий. Давать задний ХОД поздно. Я подписался под свидетельством о подлинности и вручил его твоим лондонским партнёрам. Когда Анна передаст свои фотографии прессе, неминуемо разразится скандал. «Кристиз» вчинит иск, адвокаты Анны станут им подпевать. Даже если мы избежим тюрьмы, в чём я сильно сомневаюсь, на тебе как на профессионале будет поставлен крест, на мне тоже. Клару ждёт разорение. В её галерею никто больше носа не покажет.
– Но ведь мы ни в чём не виноваты, чёрт возьми!
– Да, но это известно только нам троим.
– Я считал тебя оптимистом, – сказал Питер, в отчаянии ломая руки.
– Сегодня вечером я позвоню Кларе, – сказал Джонатан со вздохом.
– Чтобы сказать, что больше её не любишь?