Потом отодвинул тарелку, попросил счет, заплатил и покинул кондитерскую «Лебон».
Он решил вернуться пешком. Войдя в отель, он заметил Алису, сидевшую в баре с английской газетой. Долдри подошел к ней.
— Где вы были? — спросила она, увидев его. — Я звонила вам в номер, никто не ответил. Потом дежурная сказала, что вы ушли. Могли бы оставить мне записку, я же волновалась.
— Приятно слышать, но я просто ходил гулять. Хотелось подышать воздухом, а будить вас не хотелось.
— Я почти не спала. Закажите что-нибудь, мне нужно с вами поговорить, — твердо сказала Алиса.
— Прекрасно, мне как раз пить хочется, и я тоже должен вам кое-что сообщить, — ответил Долдри.
— Тогда сначала вы скажите, — предложила Алиса.
— Нет, давайте вы. Хотя ладно, давайте я. Я подумал над вашим вчерашним предложением и согласен нанять гида.
— Я же предлагала как раз не брать гида! — возразила Алиса.
— Как странно, наверное, я плохо понял. Не важно, мы сэкономим драгоценное время. Я подумал, что ехать сейчас за город смысла нет, пора цветения еще не настала. А гид мог бы легко отвезти нас к лучшим парфюмерам города. Их работа могла бы вас вдохновить.
Алиса слегка растерялась, она почувствовала себя в долгу перед Долдри за его хлопоты.
— Ну если так на это смотреть, то идея хорошая.
— Очень рад, что вам понравилось. Я попрошу администратора устроить нам встречу с гидом после полудня. Теперь ваша очередь: что вы хотели сказать?
— Да так, пустяки, — ответила Алиса.
— Вам, наверное, спать было неудобно? По-моему, матрас слишком мягкий, я как будто на куске масла спал. Могу попросить, чтобы нас переселили в другой номер.
— Да нет, кровать ни при чем.
— Опять приснился кошмар?
— Нет, — соврала Алиса. — Просто обстановка необычная, я привыкну.
— Вам бы надо пойти отдохнуть. Надеюсь, после обеда мы начнем поиски, вы должны быть в форме.
Но у Алисы были свои планы, отдыхать она не хотела. Она спросила Долдри, не против ли он, пока нет гида, снова сходить на ту улицу, куда они свернули вчера.
— Я уже не помню, как туда идти, но можно попробовать, — согласился Долдри.
Алиса прекрасно помнила дорогу. Выйдя из отеля, она уверенно повела за собой своего спутника.
— Пришли, — сказала она, заметив большой дом, ненадежные консоли которого опасно кренились, грозя обрушиться на дорогу.
— В детстве я часами разглядывал фасады домов, воображая, что происходит за их стенами, — сказал Долдри. — Не знаю почему, но жизнь других меня завораживала, я хотел знать, похожа она на мою или от нее отличается. Я пытался представить, как живут такие же дети, как я, как они играют и все разбрасывают по дому, который с годами станет для них центром вселенной. Вечером, глядя на освещенные окна, я представлял себе званые ужины, праздники. Похоже, в этом доме давно никто не живет, раз он в таком запустении. Что стало с его обитателями? Почему они его покинули?
— Мы играли почти в одни и те же игры, — сказала Алиса. — Помню, когда я была маленькой, в доме напротив жила пара, за которой я наблюдала из окна своей комнаты. Муж всегда возвращался в шесть вечера, когда я начинала делать уроки. Мне было видно, как он снимает в гостиной пальто и шляпу и усаживается в кресло. Жена приносила ему аперитив и забирала пальто и шляпу. Он разворачивал газету и читал до тех пор, пока меня не звали ужинать. Когда я возвращалась к себе, шторы в окне напротив были задернуты. Я ненавидела этого типа, который принимал заботу жены, не говоря ей ни слова. Однажды, когда мы с мамой гуляли, я увидела, что он идет нам навстречу. Чем ближе он подходил, тем сильнее у меня колотилось сердце. Он поравнялся с нами и остановился поздороваться. Широко улыбнулся, как будто хотел сказать: «А, это ты, маленькая нахалка, шпионишь за мной из окна, думаешь, я ничего не заметил?» Я была уверена, что он проболтается, и мне стало еще страшнее. И я не поздоровалась с ним и не улыбнулась, а только потянула мать за руку. Она упрекнула меня в невежливости. Я спросила, знает ли она его. Она ответила, что я не только невежлива, но и невнимательна. Он держал бакалейную лавку на углу. Я постоянно ходила мимо и даже заходила туда, но за прилавком стояла молодая женщина. Это его дочь, сказала мне мама, она работает вместе с отцом и ухаживает за ним с тех пор, как он овдовел. По моему самолюбию был нанесен чувствительный удар, ведь я считала себя королевой шпионов…
— Когда воображение сталкивается с реальностью, иногда это может ранить, — сказал Долдри. — Я всегда думал, что молоденькая служанка моих родителей в меня влюблена, мне казалось, все доказательства налицо. А на самом деле она любила мою старшую сестру. Сестра сочиняла стихи, и служанка тайком их читала. У них был бурный роман, о котором никто не знал. Чтобы скрыть эту непристойную идиллию, служанка притворялась, будто увлечена мной.
— Ваша сестра любит женщин?
— Да, и, как бы это ни противоречило морали ограниченных людей, так все же лучше, чем совсем никого не любить. Может, теперь нам исследовать эту таинственную улицу? Мы же за этим сюда пришли.
Почерневший от старости деревянный дом, казалось, молча наблюдал за пришельцами. Однако в конце улицы никакой лестницы не оказалось и ничто не напоминало Алисе сцены из ее кошмара.
— Простите, — сказала она, — мы только зря потратили время.
— Вовсе нет, от прогулки у меня разыгрался аппетит, а в конце проспекта я приметил кафе, которое показалось мне более живописным, чем обеденный зал в отеле. Вы против живописных мест ничего не имеете?
— Нет, скорее наоборот, — сказала Алиса, беря Долдри под руку.
В кафе было полно посетителей, в воздухе плавали густые клубы сигаретного дыма, так что зал едва можно было разглядеть. Однако Долдри приметил в глубине маленький столик, к которому и повел Алису, расчищая себе дорогу. Алиса села на банкетку, и за едой они продолжали говорить о детстве. Долдри происходил из буржуазной семьи и рос вместе с братом и сестрой. Алиса была единственным ребенком, а ее родители занимали более скромное социальное положение. В юности оба чувствовали себя одинокими — не от недостатка любви или внимания, а в силу их натуры. Оба любили дождь, но ненавидели зиму, оба мечтали за школьной партой, оба впервые влюбились летом, а первое расставание пережили осенью. Он ненавидел отца, она своего боготворила. В январе 1951 года Алиса угостила Долдри его первым кофе по- турецки. Долдри засмотрелся на дно чашки.
— Кажется, здесь принято гадать на кофейной гуще. Интересно, что пророчит ваша?
— Можно сходить к гадалке, специализирующейся на кофейной гуще. Посмотрим, совпадут ли ее предсказания с тем, что говорила гадалка в Брайтоне, — задумчиво сказала Алиса.
Долдри взглянул на часы:
— Это было бы интересно. Но позже. Нам надо вернуться в отель, у нас встреча с гидом.
Джан ждал их в холле. Долдри представил его Алисе.
— На вас, мадам, вблизи смотреть еще приятнее, чем вдали! — воскликнул Джан, покраснел, поклонился и поцеловал ей руку.
— Вы очень любезны. Надеюсь, я правильно поняла смысл? — сказала она, повернувшись к Долдри.
— Безусловно, — ответил тот, раздраженный фамильярностью Джана.
Однако, судя по пунцовым щекам гида, комплимент сам собой сорвался у него с языка.
— Приношу вам свое прощение, — сказал Джан. — Я не хотел сделать вам неприятность, просто вы неизбежно гораздо очаровательней при свете дня.
