надеюсь, не заставит слишком долго себя ждать. Говорить, что в Английском королевстве сейчас царят холод и сырость, было бы очевидной банальностью, и, хотя это моя любимая тема, я не буду надоедать вам рассуждениями о погоде. И все же скажу, что со дня моего приезда не прекращается дождь, он идет уже целый месяц — так мне сказали в пабе, куда я снова хожу обедать каждый день.
Босфор и удивительно мягкая зима кажутся мне ужасно далекими.
Вчера я ходил прогуляться вдоль Темзы. Вы были правы, я не ощутил здесь ни единого запаха из тех, которые вы развлечения ради называли мне во время наших прогулок у Галатского моста. Мне кажется, даже лошадиный навоз пахнет здесь по-другому. Написал это и задумался, удачный ли выбрал пример.
Я чувствую себя виноватым за то, что уехал не попрощавшись, но в то утро у меня было тяжело на душе. Кто знает почему, кто знает, что вы со мной сотворили. Вы бы никогда не смогли понять, что я такое на самом деле, но в последний вечер, когда мы гуляли по Стамбулу, вы стали мне другом. Как говорится в песне, вы коснулись моей души и изменили меня, как простить вас за то, что вы заронили во мне желание любить и быть любимым? Непостижимым образом вы превратили меня в более способного художника и даже в более хорошего человека. Только не думайте, это вовсе не признание в смятении чувств, причиной которого вы будто бы стали, а выражение искренней дружбы. Друзьям ведь можно говорить о таком, верно?
Мне не хватает вас, дорогая Алиса, а удовольствие ставить мольберт под вашей стеклянной крышей делает это чувство острее, потому что здесь, в вашем доме, среди всех этих запахов, которые вы научили меня различать, я словно ощущаю ваше присутствие, и оно придает мне сил рисовать перекрестки Стамбула, где мы побывали вместе. Задача не из простых, и я уже выкинул в мусор немало набросков, которые показались мне слабыми и невыразительными, но я научусь терпению.
Только что получила ваше письмо. Спасибо за ваши великодушные слова обо мне. Я должна рассказать вам новости последней недели. На следующий день после вашего отъезда мы с Джаном сели в автобус, который идет из Таксима в Эмирган через Нишанташи. Мы обошли все учебные заведения в округе, но, увы, безрезультатно. Каждый раз картина была одна и та же или очень похожая: школьные дворики и галереи, несколько часов над старыми журналами — и никаких упоминаний моей фамилии. Иногда все шло быстрее, когда выяснялось, что архивы не сохранились или что школа еще не принимала девочек во времена империи. Можно подумать, что родители так и не отдали меня учиться, пока мы были в Стамбуле. Джан думает, что, возможно, они решили этого не делать из-за войны. Но если записей обо мне нет ни в консульских документах, ни в школьных, хочется спросить: была ли я где-то вообще? Знаю, нелепо так думать, и позавчера я решила прекратить эти поиски, которые начали меня угнетать.
Мы вновь навестили парфюмера из Джихангира, и два последних дня, проведенные с ним, прошли очень увлекательно. Благодаря превосходному переводу Джана, чей английский значительно улучшился после вашего отъезда, я рассказала ему все о своих планах. Сначала мастер решил, что я сошла с ума, и, чтобы его убедить, я пошла на небольшую уловку. Я стала говорить о своих соотечественниках, которым никогда не посчастливится посетить Стамбул, они никогда не поднимутся на холм Джихангира, никогда не прогуляются по каменистым улочкам, спускающимся к Босфору, они увидят только на открытках серебристые лунные блики на его бурных волнах, никогда не услышат сигнал парохода, идущего к Ускюдару. Я сказала, что нужно подарить им возможность ощутить очарование Стамбула в духах, которые поведают о его красоте. А поскольку наш старик парфюмер любит свой город больше всего на свете, он вдруг засмеялся и стал слушать меня очень внимательно. Я написала на листке длинный список запахов, которые почувствовала на улицах Джихангира, и Джан ему все прочитал. Старик, кажется, был потрясен. Я знаю, что проект безумно дерзкий, но я уже грежу наяву. Я мечтаю, что однажды в витрине парфюмерного магазина в Кенсингтоне или на Пикадилли появятся духи под названием «Стамбул». Пожалуйста, не смейтесь надо мной, мне удалось убедить мастера из Джихангира, но мне нужна и ваша моральная поддержка.
Подходы у нас с ним разные, у него в голове только эфирные масла, а у меня химические формулы, но его манера работы сводится для меня к главному: она открывает мне новые горизонты. Наши действия усложняются день ото дня. Создание духов — не только соединение молекул, оно начинается с записей того, что диктует нам обоняние, всех впечатлений, которые оно фиксирует в нашей памяти подобно тому, как игла звукозаписывающего прибора сохраняет музыку на пластинке.
Итак, мой дорогой Долдри, я рассказываю вам все это не только чтобы поговорить о себе, хотя это занятие мне очень даже по вкусу, но также для того, чтобы узнать, как продвигается ваша работа.
Мы партнеры, и я ни в коем случае не желаю трудиться в одиночку. Если вы ничего не забыли из нашего договора, скрепленного в великолепном лондонском ресторане, вы, вероятно, помните, что тоже должны приложить свой талант и написать самый красивый перекресток Стамбула. Я была бы рада найти в вашем следующем письме самый подробный перечень зарисовок, которые вы сделали, когда я ждала вас на Галатском мосту. Я очень хорошо помню тот день и надеюсь, вы тоже, потому что я хочу, чтобы на вашей картине вы не упустили ни одной детали. Считайте это официальной просьбой и не закатывайте глаза… хотя я так и вижу, как вы это делаете. В последнее время я слишком часто бывала в школах.
Если хотите, мой дорогой Долдри, можете считать, что этой просьбой я бросаю вам вызов. Обещаю, что когда я вернусь в Лондон, то привезу созданные мною духи. Понюхав их, вы оживите все воспоминания, которые увезли с собой. И я надеюсь, что вы, в свою очередь, покажете мне законченную картину. Между нашими творениями будет много общего, ибо каждое по-своему поведает о тех минутах, что мы провели в Галате и Джихангире.
Теперь моя очередь извиняться за этот прозрачный намек на то, что я останусь здесь еще дольше.
Мне этого хочется, и мне это необходимо. Я счастлива, Долдри, по-настоящему счастлива. Я чувствую себя свободной как никогда, могу даже утверждать, что такой свободы я никогда не знала, и она меня опьяняет. Тем не менее я не хочу быть вам обузой и тратить ваше наследство. Ваши еженедельные выплаты позволили мне жить слишком шикарно, а я не нуждаюсь в таком комфорте и роскоши. Джан, чья помощь просто неоценима, подыскал мне чудесную комнату в Ускюдаре, неподалеку от того места, где живет сам. Сдает ее одна из его тетушек. Я просто вне себя от радости, завтра съезжаю из отеля и становлюсь настоящей жительницей Стамбула. Каждое утро мне придется тратить целый час, чтобы добраться до своего парфюмера, а вечером даже больше, но я не жалуюсь, наоборот, пересекать Босфор дважды в день на борту парохуда, как его здесь называют, не так утомительно, как спускаться в недра лондонского метро. Тетушка Джана предложила мне работать официанткой в ее ресторане в Ускюдаре, он лучший в квартале и становится все более популярным у туристов. Для нее иметь служащую, говорящую по-английски, очень выгодно. Джан научит меня разбираться в меню и рассказывать по-турецки, из чего состоят блюда, приготовленные мужем Мамы-джан, который безраздельно властвует на кухне ресторана. Я буду работать там три последних дня недели, и моей зарплаты с лихвой хватит на все необходимое для жизни, разумеется, гораздо более скромной, чем та, которую я вела с вами, но к которой привыкла с тех пор, когда мы еще не были знакомы.
Мой дорогой Долдри, в Стамбуле давно уже ночь, это моя последняя ночь в отеле, и, прежде чем лечь спать, я хочу насладиться роскошью своей комнаты. Каждый раз, проходя мимо вашего бывшего номера, я желала вам спокойной ночи и буду делать то же самое в Усктодаре, стоя у окна, выходящего на Босфор.
На обороте пишу вам свой адрес, с нетерпением жду ответа и надеюсь, что в нем будет тот список, о котором я настоятельно прошу.
