скрывать, — у меня защемило сердце. Приятное заключается в том, что теперь я смогу потратить часть своего наследства, которое вы отказались помочь мне промотать, и на следующей неделе куплю себе новый автомобиль. Надеюсь (если однажды вы вернетесь), что буду иметь удовольствие дать вам его поводить. Поскольку вы, как видно, еще задерживаетесь, я решил заплатить за вашу квартиру нашей хозяйке. Пожалуйста, не препятствуйте мне, это вполне естественно, поскольку я занимаю ваше жилье один.
Надеюсь, что ваша поездка на Принцевы острова оказалась приятной. Что до воскресного досуга, то ваша подруга Кэрол позвала меня в выходные в кино. Очень необычное предложение для меня, я ведь туда никогда не хожу.
Не могу назвать вам фильм, который мы будем смотреть, это сюрприз. Расскажу об этом в следующем письме.
Шлю вам сердечный привет из вашей квартиры, которую покидаю по вечерам, когда ухожу к себе.
До свидания, дорогая Алиса. Я скучаю по нашим ужинам в Стамбуле, а ваши рассказы про ресторан этой Мамы-джан и ее мужа-повара будят во мне аппетит.
P.S. Восхищен вашими языковыми талантами. Однако, если Джан ваш единственный преподаватель, было бы не лишним иногда заглянуть в словарь, чтобы проверить его переводы.
Конечно, это всего лишь совет…
Я только что вернулась из ресторана и пишу вам среди ночи, потому что не могу уснуть. Сегодня со мной произошло нечто поразительное.
Как обычно, утром за мной зашел Джан. Мы спускались по холму Ускюдар к Босфору. Ночью сгорел один старый дом, и его фасад обрушился прямо посреди улицы, по которой мы обычно ходим. Нам пришлось обходить это печальное место. Соседние улицы тоже оказались завалены, и мы сделали большой крюк.
Помните, я говорила вам, что одного запаха достаточно, чтобы воскресить в памяти забытое место? Мы шли вдоль железной ограды, увитой розами, и я остановилась. Этот запах — смесь липы и дикой розы — показался мне странно знакомым. Мы вошли в ворота и в глубине у стены увидели заброшенного вида домик.
Мы прошли во двор, где обнаружили старика, заботливо ухаживавшего за садом, который пробуждался с приходом весны. Неожиданно я узнала запах роз, гравия, беленых стен, каменной скамьи под молодой листвой липы, и это место воскресло в моей памяти. Я увидела этот двор, заполненный детьми, узнала голубую дверь на крыльце, эти забытые картины являлись словно во сне.
Старик подошел и спросил, что мы ищем. Я спросила его, не было ли здесь раньше школы.
— Да, — с волнением отвечал он, — здесь была очень маленькая школа, но здесь теперь только один обитатель, да и тот сделался садовником.
Старик рассказал, что в начале века он, тогда совсем молодой человек, служил тут учителем. Школа принадлежала его отцу, который был директором. Во время революции 1923 года школу закрыли, и с тех пор она никогда не работала.
Он надел очки, подошел ко мне совсем близко и так пристально на меня посмотрел, что мне стало не по себе. Он поставил грабли и сказал:
— Я тебя узнаю, ты маленькая Ануш.
Сначала я подумала, что он не в себе, но потом вспомнила, что то же самое мы оба сначала подумали о бедном господине Земирли, и тогда, отбросив предубеждение, я сказала, что он ошибается, меня зовут Алиса.
Однако он утверждал, что хорошо меня помнит.
— Этот взгляд растерянной маленькой девочки — никогда его не забуду, — сказал он и пригласил нас выпить чаю.
Едва мы уселись в его гостиной, он взял меня за руку и сказал:
— Бедняжка Ануш, мне так жаль твоих родителей.
Откуда он мог знать, что мои родители погибли во время бомбардировки в Лондоне? Но когда я задала ему этот вопрос, он растерялся:
— Твои родители сумели бежать в Англию? О чем ты говоришь, Ануш? Это невозможно!
Его слова были совершенно бессмысленны, однако я решила выслушать его рассказ. Он продолжал:
— Мой отец хорошо знал твоего. Какое варварство сотворили эти молодчики, какая трагедия! Мы так никогда и не узнали, что стало с твоей матерью. Знаешь, опасность грозила не только тебе. Они заставили нас закрыться, чтобы все обо всем забыли.
— Я ничего не понимала из его слов и до сих пор не пойму, о чем говорил тот старик, Долдри, но его голос, такой уверенный, сбивал меня с толку.
— Ты была старательной ученицей, умной, хотя все время молчала. Ни звука — и все тут. Это очень огорчало твою маму. Подумать только, до чего же ты на нее похожа! Сейчас во дворе, когда я тебя увидел, даже решил, что это она, но это невозможно, конечно, столько лет прошло. Она иногда провожала тебя по утрам. Так счастлива была, что ты можешь учиться тут. Мой отец единственный, кто согласился тебя принять, другие отказывались, потому что ты все время молчала.
Я забросала его вопросами. Почему он считает, что мои родители умерли в разное время и в разных местах, если я видела, как они вместе погибли под бомбами?
Он поглядел на меня с жалостью и сказал:
— Знаешь, твоя няня долго жила на вершине Ускюдара, я иногда встречал ее, когда ходил на рынок, но что-то ее давно не видно. Может, уже умерла.
Я спросила, о какой няне он говорит.
— Ты не помнишь госпожу Йилмаз? А она тебя так любила… Ты ей многим обязана.
Я ничего не могу вспомнить о годах, проведенных в Стамбуле, и это приводит меня в бешенство. А с тех пор как я услышала туманные речи старого учителя, который зовет меня чужим именем, моя досада все усиливается.
Он показал нам дом и класс, в котором я училась. Сейчас там маленькая библиотека. Он спросил, чем я занимаюсь, замужем ли, есть ли дети. Я рассказала про свою профессию, он совсем не удивился, что я выбрала этот путь, и сказал:
— В основном дети, если им что-то дать, все тащат в рот, а ты все нюхала и только потом решала, оставить это или выбросить.
Потом он проводил нас до ограды в конце тупика, я провела рукой по коре липы, которая закрывала своей тенью полдвора, снова ощутила ее запах и ясно поняла, что я тут не впервые.
Джан сказал, что я наверняка ходила в эту школу, что старого учителя подводит память и он путает меня с другой девочкой, что в голове у него все смешалось, как я смешиваю ароматы. Он сказал: если я вспомнила одно, возможно, вспомню и что-то еще, нужно потерпеть и довериться судьбе. Если бы тот дом не сгорел, мы не прошли бы мимо ограды той старой школы. И хотя я понимаю, что Джан всего лишь хотел меня успокоить, во многом он прав.
Долдри, у меня в голове столько вопросов, которые не находят ответа. Почему этот учитель называет меня Ануш? О каком варварстве он говорил? Мои родители были вместе до самой смерти — почему же он считает иначе? Он так уверенно обо всем говорил и расстроился, обнаружив, что я ничего не знаю.
Простите, что пересказываю вам эту странную историю, услышанную мною сегодня.
Завтра я снова поеду к мастеру в Джихангир. В конце концов, главное мне известно. Я прожила тут два года и по какой-то неизвестной причине родители водили меня в школу на другую сторону Босфора в какой-то глухой тупик Ускюдара, и, возможно, меня провожала няня, госпожа Йилмаз.
Надеюсь, у вас все хорошо, ваша работа движется и с каждым днем вам все приятней стоять у
