груди.
Джулия усмехнулась.
— Что я опять сделал не так?
— Ничего, ничего, — ответила Джулия.
— Ну прошу тебя, скажи!
— В тебе все-таки осталось что-то старомодное, я до сих пор этого не замечала.
— Пожалуйста, не старайся меня уязвить! — воскликнул Энтони, вставая с цоколя. — И пойдем-ка пообедаем, уже три часа, а у тебя с утра маковой росинки во рту не было.
По дороге в офис Адам зашел в винный магазин. Хозяин предложил ему калифорнийский ликер с превосходным содержанием танина и чудесной «одеждой» — сочетанием цвета и прозрачности, разве только чуточку крепковатый. Адам было соблазнился им, но он искал нечто более изысканное, более соответствующее имиджу особы, для которой сей подарок предназначался. Поняв, чего желает клиент, торговец скрылся в заднем помещении и вскоре вынес оттуда бутылку старого бордо. Вино
— Итак, вернемся на исходную позицию, — сказал Энтони, сидя на террасе бутербродной. — Мы сунулись в профсоюз и выяснили, что он в их списках не значится. Но ты твердо убеждена, что он все-таки стал журналистом; хорошо, доверимся твоей интуиции, даже если все говорит об обратном. Мы наведались туда, где он жил, и выяснили, что этот дом снесен. Можно без всякого преувеличения сказать, что Томас порвал с прошлым. До того решительно, что даже возникает вопрос: не сделано ли это намеренно?
— Я поняла твою мысль. И какой же вывод ты делаешь? Хочешь сказать, что Томас сжег все мосты между собой и тем временем, когда мы были вместе? И тогда что мы здесь ищем и не лучше ли нам вернуться домой — ты ведь это хочешь сказать? — гневно воскликнула Джулия, отмахнувшись от капучино, принесенного официантом.
Однако Энтони дал ему знак поставить чашку на стол.
— Я знаю, что ты равнодушна к кофе, но здешнее капучино великолепно.
— А я вот предпочитаю чай, и что ты на это скажешь?
— Ничего, просто мне хотелось бы, чтобы ты сделала над собой усилие, я ведь прошу не так уж много.
Джулия отпила глоток, сопроводив его презрительной гримасой.
— Не трудись изображать отвращение; я понял, что оно тебе не нравится, но, как я уже говорил, однажды ты вдруг перестанешь ощущать горечь, которая мешает наслаждаться подлинным вкусом вещей. Кстати, если ты полагаешь, что твой друг намеренно обрубил все концы, связанные с вашим романом, то явно переоцениваешь себя. Вполне вероятно, что он порвал со
— Я гляжу, ты теперь взялся его защищать?
— Только глупцы никогда не меняют своего мнения. Аэропорт находится в получасе езды отсюда; мы можем вернуться в отель, взять вещи и успеть на последний рейс. И уже этой ночью ты будешь спать в своей очаровательной нью-йоркской квартирке. Не хотелось бы повторяться, но знай, что одни только дураки никогда не меняют своего мнения, — тебе стоило бы поразмыслить над этим, пока не поздно. Так ты хочешь лететь домой или предпочтешь продолжить поиски?
Джулия встала, выпила залпом, не поморщившись, свое капучино, обтерла ладонью рот и грохнула чашку на стол.
— Ну-с, мистер Шерлок, можете ли вы предложить нам какой-нибудь новый след?
Энтони бросил несколько монет на блюдечко и тоже встал.
— По-моему, ты как-то рассказывала мне об одном близком приятеле Томаса, который постоянно проводил время вместе с вами?
— Кнапп? Это был его лучший друг, вот только не припомню, чтобы я говорила о нем при тебе.
— Значит, моя память надежней твоей. А чем он тогда занимался, этот Кнапп? Конечно, тоже журналистикой?
— Конечно.
— И тебе даже в голову не пришло назвать его имя сегодня утром, в тот момент, когда нам показали списки профессиональных журналистов?
— Ох, я как-то упустила из виду…
— Ну вот, именно это я и говорил: ты глупеешь на глазах! Ладно, пошли!
— Мы что, вернемся в профсоюз?
— Нет, ты совсем выжила из ума! — воскликнул Энтони, подняв глаза к небу. — Мне почему-то кажется, что нас там совсем не ждут.
— Так куда же?
— Неужели человек моего возраста должен посвящать в чудеса Интернета молодую женщину, которая проводит свою жизнь, уткнувшись в экран компьютера?! Просто беда с тобой!.. Давай-ка поищем в окрестностях интернет-кафе, только, очень прошу, заколи ты наконец свои волосы — при таком ветре твоего лица вообще не видно!
Марина настояла на том, чтобы Томас был ее гостем. В конце концов, они находились на ее территории — ведь когда она приезжала в Берлин, именно он всегда платил по счету. Томас уступил: два кофе с мороженым стоили не так уж дорого.
— У тебя есть на сегодня какая-нибудь работа? — спросил он.
— Да ты посмотри на часы — день уже почти прошел, и потом, моя работа — это ты. Без снимков нет статьи.
— Тогда что ты намерена делать?
— До вечера я бы охотно прогулялась; погода приятная, мы в старом городе, так давай воспользуемся этим.
— Я должен позвонить Кнаппу, прежде чем он уйдет из редакции.
Марина легонько погладила Томаса по щеке.
— Я знаю, ты готов на все, чтобы поскорей избавиться от меня, но не тревожься, ты обязательно поедешь в Сомали. Кнаппу там без тебя не обойтись, он мне это много раз говорил. Он спит и видит, как бы сесть в кресло главного редактора, ты его лучший репортер, и твоя работа жизненно важна для его продвижения. Дай ему время подготовить плацдарм для решительного шага.
— Господи, да он уже три недели готовит этот плацдарм!
— Ты хочешь сказать, что он действует особенно осторожно, потому что речь идет о тебе? Ну и что с того? Надеюсь, ты не собираешься ставить ему в вину, что он не только твой коллега, но и ближайший друг! Так что расслабься и будь моим спутником в этой прогулке по городу!
— А ты, случайно, не перепутала роли?
— Конечно, но с тобой я обожаю это делать.
— Смеешься надо мной, да?
— Еще как! — воскликнула Марина, разразившись хохотом.
И она потащила Томаса к лестницам на площади Испании, указывая ему на симметричные купола церкви Тринита-деи-Монте.
— Есть ли на свете более прекрасное место, чем это? — спросила она.
— Берлин! — ответил Томас, ни минуты не колеблясь.
— Чепуха! Перестань болтать глупости, и тогда я поведу тебя в кафе «Греко» и угощу капучино, а ты
