на площади Испании. Площадь была запружена туристами.
— Ну как, дозвонился ему? — спросила Марина.
— Пойдем отсюда, тут слишком много народа, не протолкнуться; давай лучше прогуляемся по магазинам, и, если найдем тот разноцветный шарф, я тебе его подарю.
Марина сдвинула солнечные очки на кончик носа и, не сказав ни слова, встала.
— Эй, ты куда, магазин совсем не в той стороне! — крикнул Томас своей подруге, которая решительным шагом спускалась к фонтану.
— Вот именно, что не в той, а в противоположной, потому что мне вовсе не нужен твой шарфик!
Томас догнал ее у самого подножия лестницы:
— Вчера ты просто мечтала его заполучить.
— Ты сам сказал, что это было вчера, а сегодня мне ничего не нужно. Так уж мы, женщины, устроены — у нас семь пятниц на неделе, а вы, мужчины, просто дураки!
— Да что случилось? — удивился Томас.
— Случилось то, что, если бы ты действительно хотел сделать мне подарок, надо было выбрать его самому, попросить, чтобы его красиво упаковали, и спрятать до поры до времени, чтобы получился настоящий сюрприз. Вот это называется истинным знаком внимания. Вообще, Томас, предупредительность — редкое качество, женщины очень его ценят. Но могу тебя успокоить: одного этого мало, чтобы окольцевать мужчину.
— Я очень огорчен, мне просто хотелось доставить тебе удовольствие.
— Ну а в результате все вышло наоборот. Мне не нужны подарки, которые преподносят, чтобы добиться прощения.
— Но… разве я в чем-то провинился?
— Будто бы ни в чем? Знаешь, ты сейчас похож на Пиноккио, у которого нос вытягивался всякий раз, когда он лгал! Ладно, не стоит препираться, давай-ка лучше отпразднуем твою командировку. Ведь Кнапп именно о ней тебе сообщил? И постарайся найти ресторан пошикарнее, чтобы пригласить меня сегодня на ужин.
С этими словами Марина повернулась и пошла прочь, оставив Томаса в одиночестве.
Джулия открыла дверцу такси, Энтони вышел и направился к вращающейся двери отеля.
— И все-таки должен быть какой-то выход. Не мог же твой Томас исчезнуть бесследно. Где-то ведь он находится — значит, мы его найдем, это просто вопрос времени и терпения.
— Какого времени? У нас остались одни сутки. А вернее, один день, ведь в субботу мы должны улететь отсюда, ты не забыл?
— Время истекает для меня, Джулия, а у тебя еще вся жизнь впереди. И если ты решишь искать до конца, ты вернешься сюда — уже одна, но вернешься. По крайней мере, это путешествие хотя бы примирило нас обоих с Берлином. А это уже кое-что!
— Так вот для чего ты притащил меня сюда? Чтобы успокоить свою совесть?
— Называй это как угодно. Я не могу просить прощения за то, что я, вероятно, опять сделал бы в подобных обстоятельствах. Но не будем спорить, давай лучше хоть один раз объединим свои усилия. Даже за один день многое может произойти, поверь мне.
Джулия отвела от него взгляд. Ее рука касалась руки Энтони, но он, чуть поколебавшись, удержался от пожатия и пошел через холл к лифтам.
— Боюсь, что не смогу составить тебе компанию сегодня вечером, — объявил он дочери. — Не сердись, я устал. Разумнее приберечь свою энергию назавтра — никогда не думал, что придется употреблять это слово в буквальном смысле.
— Иди отдыхай. Я тоже вымоталась — пожалуй, закажу ужин в номер. Встретимся за завтраком; если хочешь, я могу зайти за тобой.
— Хорошо, — с улыбкой согласился Энтони.
Лифт вознес их наверх, Джулия вышла первой, помахав отцу на прощанье. Когда дверцы лифта сомкнулись, она осталась стоять на площадке, следя за бегущими красными цифрами этажей.
Войдя к себе в номер, Джулия сразу включила горячую воду, наполнила ванну, вылила туда два флакона стоявших на бортике травяных эссенций и, вернувшись в комнату, заказала по телефону мюсли и фрукты на ужин. Попутно она включила телевизор с плазменным настенным экраном, висевшим как раз напротив кровати, сбросила одежду и пошла в ванную.
Кнапп внимательно изучал себя в зеркале. Он подтянул узел галстука и, бросив в зеркало последний взгляд, вышел из туалета редакции. Ровно в восемь вечера министр культуры должен был торжественно открыть во Дворце фотографии выставку, которую он, Кнапп, задумал и организовал. Ему тяжело далась дополнительная работа, которой требовал этот проект, но она должна была стать весомым вкладом в развитие его карьеры. Если этот вечер пройдет удачно, если его собратья по перу расхвалят в завтрашней прессе результаты его усилий, он очень скоро займет просторный кабинет за стеклянной перегородкой у входа в редакцию. Кнапп взглянул на стенные часы в холле: у него в запасе еще минут пятнадцать, вполне достаточно, чтобы пройтись пешком по Паризерплац, встать у подножия лестницы, покрытой красной дорожкой, и встретить министра, а также телевизионщиков с их камерами.
Адам скомкал целлофановую обертку сэндвича и, нацелившись, бросил ее в корзинку, подвешенную к фонарному столбу в парке. Но промахнулся, ему пришлось подняться со скамейки, чтобы подобрать промасленный шарик. Едва он ступил на лужайку, как сидевшая там белка насторожилась и встала на задние лапки.
— Очень сожалею, старина, — сказал Адам, — но я не ношу в карманах орешки, а Джулии нет в городе. Нас с тобой бросили, так-то вот!
Рыжий зверек смотрел на человека, покачивая головкой, словно подтверждал каждое его слово.
— Не думаю, что белки любят мясные изделия, — продолжал Адам, отщипнув кусочек ветчины, торчавший из сэндвича, и бросив его грызуну.
Но белка не польстилась на угощение и поскакала вверх по дереву. Женщина, бежавшая трусцой по дорожке, остановилась рядом с Адамом:
— Вы разговариваете с белками? Я тоже обожаю смотреть, как они подбегают и вертят головками во все стороны.
— Да, знаю, женщины находят их прелестными, а ведь это всего-навсего близкие родственники крыс, — мрачно ответил Адам.
Он швырнул сэндвич в корзинку, сунул руки в карманы и удалился.
В дверь постучали. Джулия схватила банную рукавицу, торопливо стерла маску с лица и, выйдя из ванны, накинула халат. Пройдя через комнату, она открыла дверь коридорному и попросила его поставить поднос на кровать. Затем нашла в сумке банкноту, сунула ее в подписанный счет и вручила молодому человеку. Как только он вышел, она уютно устроилась в постели и принялась за хлопья, попутно щелкая кнопками на пульте телевизора в поисках программы, где бы не говорили по-немецки.
Три испанских канала, один швейцарский, за ними два французских. Джулии не хотелось смотреть ни Си-эн-эн, где показывали слишком жестокие кадры войны, ни биржевые новости на канале «Блумберг»[12] (и вовсе неинтересные, в цифрах она была полным профаном), ни какую-то телеигру на РАИ (ведущая, на вкус Джулии, выглядела чересчур вульгарно), и она пошла по второму кругу.
Кортеж в сопровождении двух мотополицейских приближался к зданию. Кнапп встал на цыпочки, чтобы лучше видеть. Его сосед попытался пролезть вперед, но Кнапп призвал коллегу к порядку, оттолкнув его локтем: нечего опаздывать. Черный лимузин остановился прямо перед ним. Телохранитель открыл дверцу, и из машины вышел министр, которого тут же обступили фото- и телерепортеры. Кнапп в сопровождении директора выставки сделал шаг вперед, поклонился, приветствуя важного чиновника, и торжественно повел его по красной дорожке.
