больнице в качестве санитаров, и обворовывают они больных и даже покойников, если на них хорошая одежда. Эдгар пошел быстрее: этот Алфред одежду в шкафах не берег, все на себя напяливал. А вдруг он там в хорошей одежде?..
В больнице действительно царил образцовый беспорядок, никто ничего не знал; было не понять, кто здесь кто — смесь разнообразного одеяния из белых халатов, гражданских костюмов, военных мундиров. Везде кровати, носилки с больными. Эдгара, как и объяснил санитар, направили в подвальный этаж, здесь тоже шныряли личности в грязных халатах поверх тельняшек, чубатые, с золотыми зубами, на руках татуировки.
— Кто ищет что? — пристал к Эдгару один такой с «солнцем», наколотым на руке. Учитывая «идеальное» произношение эстонских слов человека с «солнцем», Эдгар вежливо на столь же идеальном русской языке ответил, что ищет своего брата. Однако субъект настойчиво домогался ясности именно на эстонском:
— Что ищет кто здесь кого?
Догадавшись о смысле вопроса, Эдгар на этот раз по-эстонски объяснил, что является братом Алфреда Рихарда, которого всевышний призвал к себе.
— А, звал? — понял человек с «солнцем». И закончил свою мысль уже по-русски: — Пускай… Можно. Разрешается…
— Он скончался, он уже «там», — уточнял Эдгар терпеливо.
Человек с «солнцем» хмыкнул и привел Эдгара к каптерке. Слава Богу, хоть кладовщик оказался местным. Эдгару отдали одежду Алфреда, и выяснилось, что он верно догадался насчет нового костюма. Субъект с «солнцем» посмотрел на костюм с интересом, даже будто с удивлением спросил:
— В этом будете хоронить?
Эдгар смутился, растерялся, вспомнив рассказанное санитаром.
— Этот не подходит — серый. Надо черный.
Но где же Алфред?
— В погребе, — сказал человек с «солнцем».
— Они в помещении, что в конце подвала, — объяснил кладовщик и добавил: — Покойники.
Кладовщик вспомнил, что Алфреда только недавно искали люди из коричневого дома. А Алфред… Он сильно мучился, кричал, но к нему даже не подходили — все равно нечем было помочь из-за отсутствия лекарств.
В «погребе» покойники лежали рядами на полу. Эдгар узнал брата только благодаря отсутствию большого пальца на правой ноге. Лицо Алфреда наполовину залито кровью, наверное его рвало сукровицей перед кончиной; черная полоса от подбородка до левой стороны груди — след заражения крови.
Эдгар раздобыл ведро, воду, у кладовщика взял тряпку и вымыл лицо Алфреду. Потом отправился домой. Велел Аиде найти свою старую черную пару.
— Которая с замшевым воротником.
— Пиджак же весь в заплатках, — удивилась Аида.
— Кто их в гробу рассмотрит? — объяснил Эдгар разумно. — Хоронить полагается в черном.
Но как им быть с Вальве Земляникой? Надо ли ее отыскать и, если надо, — как? Аида считала, что было бы прилично, если, конечно, суметь как-нибудь это сделать. Потрудней оказалась задача известить население Сааре. Регулярного сообщения на Острове не существовало, население передвигалось кто на чем. Эдгару повезло: ему удалось дозвониться в сельсовет из исполкома города, где секретарствовала Мелинда.
За Алфредом приехал Юхан на старой Серой лошади. Он привез гроб, сделанный Хуго. К столярной работе Хуго никогда не проявлял интереса, но на гроб его умения хватило. Всех занимал вопрос: где Король? На похоронах Алфреда присутствие Его Величества обязательно.
Слух о смерти Алфреда обошел все усадьбы Звенинога, дошел и до хутора Нуки. В результате от Элмара и узнали про Дом Вороны в лесу Смолоспуска. Элмар сам вызвался показать дорогу. Но кому? Кому идти с ним во дворец Короля?
У всех, конечно, дел полно, а Юхан ни во что не вмешивался, сидел на табуретке рядом с гробом, смотрел на Алфреда, молчал. Никто не решался его потревожить, он был недосягаем в своем одиночестве. Манчи отправили в Карула — за Земляникой. Остался Хуго, но его не пустила Мелинда, заявившая авторитетно, что стоит ему немного промочить ноги, как тут же насморк; поскольку говорила она веско и все знали, что она права, — а Манчита по причине беременности обсуждению не подлежала, — пришлось самой Мелинде и отправиться в путь с Элмаром. А добираться до Дома Вороны им предстояло почти что вплавь…
В то самое утро, когда из Звенинога выехал Юхан за Алфредом, из дома Вагнеров вышли Лилиан с Иваном и отправились в отделение милиции на Замковой улице. В руках они несли котомки, у одного одеяло, у другой продукты. Лилиан была возмущена задержанием Короля и всю дорогу восклицала, что нет такого закона, чтобы арестовывали безвинного. Но кто когда-нибудь устанавливал законы для тех, кто сам их олицетворяет? В отделении они задержались недолго, вскоре вышли и побежали на улицу Новую к коричневому дому, здесь Иван остался на всякий случай ждать, Лилиан вошла в подъезд. Они и в этом доме пробыли недолго.
— Куда теперь? — спрашивала Лилиан недоуменно, когда вышла из коричневого дома с известием, что их друг оставлен на свободе. Именно «оставлен на свободе», без уточнения — где именно. То есть Лилиан сказали небрежно, что да, «этого» отпустили, не сказав, как это произошло. Тогда Иван вслух рассудил, что, поскольку Король у Лилиан не объявился, страшась, по-видимому, как обычно, старого Вагнера, он мог идти единственно в Дом Вороны. И потянул Иван девушку за собой. Вскоре они оказались на дороге, ведущей в сторону Святой церкви, лесного кладбища и леса Смолоспуска.
— Ты с кем больше… дружна? — задал Иван, запыхавшись от быстрой ходьбы, такой странный и непонятный вопрос. Тем не менее она ответила:
— Ну, когда ты у нас… помогаешь отцу, тогда… А сам ты с кем больше дружишь, с ним или со мной? — спросила прямо, без обиняков.
Иван смутился, стал заикаться, и голос пропал. У него не было таланта вранья, как у Короля, поэтому честно ответил:
— Когда я у… вас, — к нему хочется, он один… ему скучно. Но когда я с ним — к вам хочется.
Лилиан весело расхохоталась и сказала, что в таком случае им надо всем вместе жить, чтобы никто не скучал.
Навстречу дул сильный ветер, и двигаться в месиве талого снега стало нелегко.
Его Величество в это самое время трудился с непередаваемым удовольствием: заготовлял дрова. По колени в мокрой снежной каше он бродил в лесу вокруг Дома Вороны, выискивая сушняк; повалив, распилив, волоком тянул добычу к дому. Здесь распиливал на куски помельче, заносил внутрь и укладывая в кухне. Неестественно держать дрова в кухне, но данном хозяйстве кухня не была кухней в прямой смысле этого слова. Скорее подсобка, в которой хранились и вода и дрова.
Он конечно же никого не ждал. С Иваном, как уже раньше отмечено, они друг от друга независимы, каждый поступал, как хотел, находился там, где хотел, и Король не сомневался, что Иван находится теперь у Лилиан. Он, правда, не допускал мысли, что Иван на хутор Вороны больше не придет — придет, но позже, когда ему станет известно, что Король на свободе. Еще в глубине души он не исключал возможности, что и Алфреду однажды, может, понадобиться воспользоваться гостеприимством его Дома. Главное же ему нравилось быть хозяином, ему нравилось что-то делать в собственном хозяйстве.
Что касается Франца, тот сидел на столбе и словно следил за его делами с насмешливым выражением своей вороньей физиономии. Король к этому деревянному чудику относился с недоверием. Всякий раз, идя из леса, он ожидал увидеть, что его опять нет на столбе. Главное, чему он немало удивлялся: с появлением у него деревянной вороны перестала его преследовать живая.
Разделавшись с очередной порцией сушняка, Король садился во дворе на чурбан и с удовольствием обозревал свои владения. Он озабоченно изучал крышу дома, покрытую толстенным покровом снега. Его заботило: куда денется вода, когда снег на крыше растает? И Король удрученно чесал себя за ухом. Ему все чаще казалось, что этот дом он раньше где-то уже видел, хотя с Ангелочком они сюда не приходили, это точно.
