— Знаешь, какая скорость?
— Какая?
— Семьдесят.
— Ничего.
— А сейчас?
— Ну, какая?
— Сто, честное слово!
— Медаль выдать за это! — развеселился Каримчик.
Майор усмехнулся.
— Зато тебе не видать медали.
— Почему? — спросил Каримчик.
— А тройку в своем дневнике забыл?
— Какую тройку?
— По арифметике.
— Так я ее исправил.
— Но ведь была тройка.
— Исправил! — упрямо повторил Каримчик.
У меня тоже была тройка в дневнике, и я стал допытываться:
— Правда, если у школьника есть тройка, ему не дадут медаль?
— Какую медаль? — не понял майор.
— Ну, медаль…
— За учебу, что ли?
— При чем тут учеба, — сказал Каримчик отцу.
— Пионеры совершают подвиг. Так может быть?
— Какой же подвиг можно совершить с тройкой? — усмехнулся майор.
Ефрейтор Алиев переключил скорость и с пониманием подмигнул мне.
— Ничего, ребята, совершайте подвиг. У меня в штабе писарь знакомый.
Я сразу успокоился.
С обеих сторон к дороге подступали хлопковые поля. Земля была черная и дымилась. Это трактора оставляли за собой след.
Я закрыл глаза. Теперь это были уже не трактора, а танки.
Машину подбросило. Я открыл глаза. Замелькали переплеты железного моста. Под ним была речка, из которой всю воду словно выпили.
И опять — ноля. Осенью они будут белые. Это я хорошо знал. Мы сюда приезжали собирать хлопок.
Потом зарябил ветвями яблоневый сад. И сразу за ним — вишневый. Зелень уже просматривалась.
А вот еще мост. Бежал по донышку тоненький ручеек. С гор, наверно. Они маячили вдали. Такие высокие и могучие…
Я знал, что скоро все реки разбухнут, потому что в горах тают снега.
Вот интересно, если снежные барсы тоже растают!
Почему есть снежные барсы, а снежных слонов нет?..
Я размечтался, а газик тем временем взобрался на перевал.
Здесь было холодно. Хорошо, что я надел куртку. И кожаную кепку с черным козырьком. У Каримчика такой кепки не было. Зато у него была пыжиковая шапка. Не знаю, что лучше. Наверно, все-таки кепка: в ней не так жарко.
Газик побежал под уклон.
Динга перевалилась в мою сторону, и теперь я мог болтать только одной ногой.
Я погладил Дингу и спросил:
— Чья она?
Ефрейтор Алиев сказал, что это овчарка его друга Пулата Шакирова. Он был с ней на окружных соревнованиях. Динга заработала еще одну золотую медаль, и Пулата, в порядке поощрения, отправили в Москву.
— Того самого Пулата? — заинтересовался майор.
— Так точно.
— А я хотел наших ребят с ним познакомить.
— Ну, мы это сделаем, — ответил Алиев.
Газик спустился в долину. Здесь было гораздо теплее, чем по ту сторону перевала. Нас встретили совсем зеленые чинары.
Уж какие другие деревья, а чинары я всегда различу. В нашем дворе стоит чинара. Ей, говорят, пятьсот лет. Мы беремся вшестером за руки, но не можем ее обхватить.
Потом чинары отступили, и вдоль дороги выстроились тополя.
Я вдруг захотел есть. Утром торопился и почти совсем не завтракал.
Незаметно мы въехали в пограничную зону. Газик остановился у шлагбаума.
Пограничник с тремя золотыми нашивками на погонах заглянул в кабину.
— Товарищ майор, на участке без происшествий. Докладывает старший наряда сержант Баратов.
— Продолжайте службу! — сказал майор.
— Здравствуй, Хамид! — поприветствовал ефрейтор Алиев.
Сержант поправил кобуру с пистолетом и улыбнулся в ответ. Я тоже очень старательно улыбнулся сержанту, потому что вдруг это и есть писарь.
Сержант заметил в машине Дингу, и улыбка его стала еще шире.
— А где же Пулат Шакиров? — спросил он.
— Вчера я проводил его в Москву, — сказал Алиев. — Вот и везу Дингу домой.
Мы с Каримчиком переглянулись. Если этот Пулат Шакиров такой знаменитый, то нам, конечно, познакомиться с ним не мешает.
Вдруг сержант спросил:
— Ты, наверное, запарился в кабине, Изат?
— Что правда, то правда, — ответил ефрейтор Алиев. — Очень мне, понимаешь ли, жарко.
Только он сказал «жарко!», как Динга положила передние лапы ему на плечи и осторожно сняла с головы фуражку.
— Спасибо, умница! — сказал ефрейтор. А мы с Каримчиком даже рты разинули от удивления.
— Так ж запишем, — продолжал улыбаться сержант Баратов. Ну, теперь-то я уже точно знал, что он — писарь.
Потом я все-таки не выдержал и, когда мы поехали дальше, спросил у ефрейтора Алиева:
— Это был писарь?
— Кто?
— Ну, тот сержант у шлагбаума.
— Какой писарь?
Я напомнил.
— Что медали дает.
— А, так ты вот о ком! — засмеялся Алиев. — Тот писарь в штабе сидит. И потом разве он медали дает? Он только удостоверения выписывает.
Прошло еще некоторое время. Пейзаж постепенно изменился. Теперь газик, сердито пофыркивая, взбирался на холмы. За одним из них должна была показаться граница.
Наконец мы перевалили через самый высокий холм, и дорога резко пошла вниз.
— Реку видишь? — спросил меня Каримчик.
— Ну, вижу.
— Интересно?
