Веста громко залаяла. Она никогда не подавала голос без команды.
— Фу! — зашептал я, чувствуя, как все тело у нее напряглось.
Считанные метры отделяли Хатамова от пограничного столба.
Веста бесновалась.
— Стой, Хатамов! — приказал я.
Он медленно повернулся:
— Если ты ее отпустишь — пристрелю!
— Хатамов, назад!
— Что? — удивленно переспросил он.
— Назад!
Признаться, я еще толком не знал, почему настаиваю на этом.
Он неохотно подошел ко мне. Веста сразу успокоилась.
— Ну, что, добился своего? — с обидой произнес Хатамов.
Я не знал, что ответить.
Веста вдруг лизнула ему руку.
— Вспомнила, что я твой друг, — усмехнулся Хатамов.
— Ладно, — произнес я смущенно. — Выполняй приказ.
Он снова двинулся к пограничному столбу, и опять Веста задрожала, готовая броситься на него.
— Стой, Хатамов!
Наконец, я понял, в чем дело. По столбу медленно сползала кобра, изготовясь для смертоносного броска. Я выстрелил ей в голову. Веста бросилась к издыхающей змее, стала рвать на части.
Хатамов будто окаменел. Только теперь он понял, какой опасности подвергался. Не сразу он пришел в себя. Но вот побелевшие губы тронула улыбка:
— Будем считать, что ты со мной рассчитался?
— Хорошо, — согласился я. — Но чтобы ты ко мне с этим вопросом больше не приставал.
Пальма
В последнее время я стал видеть сны. Раньше спал, как убитый. На заставе считали самым трудным делом вынудить меня проснуться. Но однажды старшина сказал:
— Я за тебя всю картошку почищу, если проснешься сам.
Тогда меня рабочим по кухне назначили, а он дежурным заступал. Я, конечно, согласился. Правда, он условие поставил: если не проснусь — буду чистить картошку до самой демобилизации.
«Уж один-то раз выдюжу!» — подумал я. Но на всякий случай решил всю ночь не спать.
Лежал я с открытыми глазами, посмеивался. Подумаешь, испытание. Слышал, как наряды поднимались. Я по ним время отсчитывал. Последний в пять часов утра выходил на границу.
«Теперь все в порядке!» — обрадовался я. И заснул…
Вот и пришли сны, один другого страшнее. То я всю картошку должен был съесть, то затолкать в диск вместо патронов. А тут еще подвернулась «Мифология». На одном рисунке крылатое страшилище — гриф — с головой орла, туловищем льва. Так этот гриф стал сниться и все норовил выклевать глаза, будто они у меня из картофелин.
Я даже похудел. Рассказать про свою беду совестно, а что делать — не знаю.
Через какое-то время назначили меня в наряд с молодым солдатом по фамилии Мороз. Он призвался на границу со своей овчаркой Пальмой. Но мы перекрестили ее: То-Ли-Есть-То-Ли-Нет. Очень уж она была флегматичная. Другой бы на его месте обиделся, но он стерпел. И ничего не пытался доказать. Мы решили, что он скучный человек, а про себя стали называть: Ни-Жарко-Ни-Холодно.
Одним словом, взял я автомат, диск с патронами, сигнальный пистолет. Ни-Жарко-Ни-Холодно молча проверил мое снаряжение и кивнул.
Мы получили боевой приказ, вышли на дозорную тропу. Ни-Жарко-Ни-Холодно впереди. Я, как и положено, держался на расстоянии видимости.
Мы спустились к реке, затаились в камышах. Целую вечность вслушивались в ночные голоса, отражали нападение комаров. Потом осторожно пошли дальше. Проверили сигнальную систему. Снова залегли…
Наконец пришла пора возвращаться. То-Ли-Есть-То-Ли-Нет бесшумно скользила вдоль вспаханной полосы. Я с трудом различал ее силуэт. Вдруг она свернула с тропы.
Ни-Жарко-Ни-Холодно подал знак остановиться. Вскоре он два раза ударил по голенищу. Это тоже был условный сигнал. Я подошел ближе.
То-Ли-Есть-То-Ли-Нет застыла у телеграфного столба. Ни-Жарко-Ни-Холодно ткнул пальцем в небо. Где-то там, над проводами, затаилась крупная птица.
— Гриф! — прошептал Ни-Жарко-Ни-Холодно.
Я пригляделся. Это и в самом деле был гриф, только без львиного туловища.
Я хлопнул в ладоши. Он не отреагировал. Я стал раскачивать столб. Опять хоть бы что.
Ни-Жарко-Ни-Холодно принялся меня уговаривать:
— Ладно, пусть сидит.
А я вдруг решил проучить грифа.
«Вот сгоню это страшилище, — подумал я, — и больше не будет сниться всякая чепуха».
Я навалился на столб. Гриф повел из стороны в сторону хищным клювом.
— А ну, пошел! — вконец рассердился я.
Гриф и не думал улетать. Тут я вспомнил про сигнальный пистолет. В мгновенье ока я разобрал его и запустил в грифа деревянной рукояткой. Он тяжело взмахнул крыльями и улетел. Я сразу успокоился.
— Идем, — сказал Ни-Жарко-Ни-Холодно.
— Сейчас, — ответил я и принялся искать рукоятку. Но она куда-то запропастилась.
— Посвети, — сказал я.
Ни Жарко-Ни-Холодно вскинул следовой фонарь. Луч света скользнул по земле. То-Ли-Есть-То-Ли- Нет шарахнулась в сторону.
Мы вспотели, прочесывая все вокруг, однако рукоятка будто сквозь землю провалилась.
— А что, если ее гриф унес? — огорошил меня вопросом Ни-Жарко-Ни-Холодно.
Я сразу согласился. С таким клювищем, как у этого грифа, не то что сигнальный пистолет, футбольный мяч заглотить можно.
Ни-Жарко-Ни-Холодно развел руками. Наверно, потому он и не привлекал овчарку к активному поиску.
Угрюмые возвращались мы на заставу. Как объяснить свой поступок, и что будет за порчу государственного имущества?
То-Ли-Есть-То-Ли-Нет спокойно бежала впереди. Ну, кому нужна такая собака?
За поворотом вспыхнули огни заставы. Ни-Жарко-Ни-Холодно подозвал овчарку, чтобы взять на поводок. Вдруг он два раза ударил по голенищу.
«Что там еще стряслось?» — невесело подумал я.
— Гляди! — сказал он, протягивая рукоятку от сигнального пистолета.
Я опешил.
— А Пальма-то, оказывается, ее подобрала, — разъяснил он.
Вот это был номер!..
Я поставил автомат в пирамиду и пошел на кухню.
— Отдыхай после наряда, — сказал старшина.
— У меня долг, — ответил я.
Но на этот раз я не стал чистить картошку. Я выпросил у повара мясо и понес Пальме. Больше я не буду называть ее То-Ли-Есть-То-Ли-Нет.
В казарме Мороз разбирал постель. Он увидел меня, улыбнулся. Ну, как можно говорить про него: ни
