– Повезло! Они тут не особенно раскошеливаются. Да и черт с ними, лишь бы этот 'падеж людей' прекратился. Ну кто, скажите, сюда поедет? – Она покачала головой, вздохнула. – 'Небоскреб ужасов'... Спятить можно! Я прямо чувствую себя, как Джеми Ли в фильме Кертиса.
Кэй застегнула самую верхнюю пуговицу.
– О'кей, Джеми Ли, – сказала она, делая шаг назад, – привет губернатору! Вы его, уверена, сразите наповал и сразу.
На столе в швейцарской среди прочей корреспонденции, полученной для жильцов, лежал пакет и для нее, в элегантной упаковке. На наклейке каллиграфическим почерком: 'Викториана, Ист-Сайд, Восемьдесят девятая улица'. Посылка – величиной с коробку из-под туфель, довольно тяжелая. Art Nouveau – еще одна изящная наклейка. Она гадала – кто же это, что там? – пока поднималась в лифте с типом с козлиной бородкой до двенадцатого, дальше с японской парочкой до шестнадцатого.
Вопрос 'Кто?' разрешился сразу же, как только прочитала послание. Норман и Джун. Почерк Нормана – крупный и круглый. На веленовом листке, с эмблемой 'Диадемы' написано: 'Ясного неба, ярких звезд, удачи во всем. Любим тебя. Норман и Джун'.
'Что?' оказалось внутри упаковки из двух слоев темно-синей бумаги, свернутой в трубку и обмотанной клейкой лентой. Телескоп, старинный, из латуни. Две выдвижные секции – полметра в длину, если раздвинуть. 'Либерти Белл', Синклер, 1893 год – это клеймо.
Ощутив себя Ахавом, она сразу же приступила к обзору местности. Вверх по реке буксир тащит баржу, вниз – белая яхточка скользит. По мосту Триборо катятся автомашины. Окна небоскребов... Хм-м!.. Оказывается, не одна она такая – у некоторых, перед окнами, тоже телескопы, только на треногах.
Долго она так стояла. Фелис, конечно, сразу на подоконник и стала тереться о коленки... Мурлыкает.
С Рокси и Флетчером съездила на блошиный рынок в районе Двадцать шестой улицы. Купила пару оловянных подсвечников. В 'Энни-холле' и 'Манхэттене', китайском ресторанчике, – такие же.
Читала вполне приличную рукопись. В парикмахерской постриглась и слегка изменила оттенок волос. Во 'Временах года' обедала с Флоренс Лири Уинтроп. На том месте, где в прошлый раз сидел Шир, – обедал какой-то мужчина.
Потом принимала участие в производственном совещании.
Домашний день пришелся на среду. Было грустно и моросило. Парк стал совершенно бурым. Озеро лежало огромным оловянным блюдом. Дождь сыпал на шиферные башенки Еврейского музея, на потемневший сад, на крыши соседних старинных зданий из песчаника. В такой день приятно сидеть дома, даже если приходится утюжить рукопись Флоренс – странички испещрены стрелочками, пометками, сделанными ее причудливым почерком.
А стирку затеять и вовсе подходящее занятие, подумала она, прочитав, как Сусанна, прежде чем бросить куртку Дерека в стиральную машину, оттирала засохшие пятна крови. В такой день стиральные автоматы в домовой прачечной все свободны. На часах – 3.25. Пусть Сусанна достирывает и не беспокоится. Взяла корзину, набитую грязным бельем из кладовки. Вошла Фелис. Стояла и смотрела, что это хозяйка еще придумала, что это она делает. Кухонные полотенца, банные, всякие мелочи – все в корзину. Сверху – коробку 'Тайда'. Из кружки с мордашкой Микки Мауса достала монетки, 25 центов каждая, для стиральной машины.
Когда она вошла в прачечную – сплошь белый кафель, – прижимая к себе корзину с бельем и пачкой стирального порошка, Пит – как его? – с рыжевато-каштановой шевелюрой обернулся. Он стоял рядом с сушильным автоматом, напротив входной двери, и смотрел на нее.
– Привет, – сказала она. Подошла к краю прилавка у свободного стирального автомата, водрузила корзину... Соседний автомат работал – горели красные лампочки, слышалось гудение, какое-то жужжание. Рядом – бельевая корзина, но пустая.
– Привет, – сказал он. Голос отразился от кафеля. – Как поживаете?
– Отлично, – ответила она, пожалев, что не привела себя в порядок. Сколько ему? Двадцать семь? Н- да... – А вы?
– Неплохо, – сказал Пит... Хендерсон... – Ну как, устроились окончательно?
– Более-менее. – Она улыбнулась в ответ на его сногсшибательную улыбку.
Одет в зеленую футболку, конечно, в джинсах. Она повернулась к стиральным машинам, подняла крышки бункеров. Вынула фильтры. – Классное оборудование! В этом доме все по последнему слову науки и техники.
– Сначала собирались продавать квартиры, потом передумали, – заметил он, повернувшись к сушилке.
– Тогда мне крупно повезло, – сказала она.
– Мне тоже.
Поставив коробку с порошком рядом с корзиной, начала вынимать вещи. Цветное – к цветному, белое – к белому.
– Почему передумали?
– Спрос упал... – Не понимаю, для чего же тогда делали такие капиталовложения. А вы знаете, кто владелец дома?
– Понятия не имею. Знаю, что чеки об оплате направляются к Макивой-Кортез. – Вдох-выдох. В помещении, выложенном плиткой, получилось достаточно громко. – Веселенькое начало у вашего новоселья.
– И не говорите...
– Репортеры просто озверели. Нормальные с виду люди, но такого понакрутили. Налетели, как акулы. Просто сериал какой-то в духе Джеймса Бонда.
– Он хотел книгу написать о телевидении, – сказала она, положив пару джинсов к цветному. – О том,
