– Директриса, понимаешь, нам названивает. Меня эти звонки нервируют. То детишки покрасили в синий цвет макароны. То угнали катер. То взяли в заложницы медсестру и выжрали в медпункте весь запас аскорбинки и мятных таблеток. То постригли под ноль клумбу. И так далее. Я понимаю, с детьми трудно. А кто обещал, что будет легко?
– Боюсь, второй раз мне не удастся устроить ваших херувимов в «Даллас», – вздохнул Ваня.
– Слушай, а слово «херувим», часом, не эвфемизм?
Ваня обалдело посмотрел на начальника. Он и не предполагал, что Илья Кузьмич свободно оперирует столь замысловатыми сентенциями.
– А что такое «эвфемизм»?
– Спроси у Валдаева, он объяснит. О, дозвонился! Сережа! Ни хрена тебя не слышу!
– Здрасте, Илья Кузьмич.
– Слушай, предложи родителям Инги Сошенко оплатить водолазов. Они бы еще поработали, поискали. Но без дополнительных финансовых вливаний ничего делать, конечно, не будут.
– Но…
– Да, да, я понимаю, жестоко предлагать родителям такое. А как иначе? Вдруг водолазы все-таки найдут тела Лунского и Инги. Лучше так, чем всю жизнь мучиться в неизвестности.
– Но…
– Мы ведь знаем, они люди обеспеченные. Владеют сетью магазинов, да? Мне кто-то говорил.
– Но, Илья Кузьмич! Я не нашел родителей Инги! Я вообще с ними не разговаривал о дочери!
– Ты что, спятил? Как же?
– Их нигде нет!
– Невероятно.
– Я же город плохо знаю, Илья Кузьмич.
– А сами они что, не появились? Не спрашивали, где дочь, куда пропала? Не приходили в «Кенгуру»? Не волновались?
– Не-а.
– Странные, однако, люди. Ладно, я займусь этим.
Роберт Барк и Ваня Евдокимов тихо муссировали вопросы, касающиеся исчезновения Джессики Мейтер. Ваня уже поместил самый красивый фотоснимок Джессики (гладкая прическа, бриллиантовая диадема, глубокое декольте) в рамку и держал портрет на рабочем столе, в качестве украшения и постоянного напоминания.
– Город исчезающих красоток, – сказал Ваня.
– Вы, я думаю, красотку Джессику все-таки найдете, – сказал Здоровякин. – А вот Инга, полагаю, исчезла навсегда.
– Саманкуль стал для нее Бермудским треугольником, – патетично вздохнул Ваня.
На пересечении центральных улиц города возвышалось и сверкало на солнце зеркальными панелями современное здание, густо нашпигованное офисами фирм. Весь седьмой этаж, овеянный потоками кондиционированного воздуха, занимала промышленная корпорация «Консул». Туда и несла в клюве готовую программу Мария Здоровякина.
Машу сопровождала перманентно грустная Брунгильда. Милая девушка теперь постоянно пребывала в тоске. Ее лучшие, по мнению Валдаева, качества – преданность и безропотность – увы, поднадоели ветреному сердцееду. Акции иностранной очаровашки перестали котироваться на российском рынке. Все, что оставалось Брунгильде, – таскаться везде за Марией и выполнять мелкие поручения. Иных подруг или знакомых в городе у бедняжки не было.
Взлетев вверх на скоростном лифте, девушки очутились в царстве пластика, хрома и компьютеров. Снующие по коридорам сотрудники компании с легким удивлением оглядывали колоритную парочку. Долговязая Брунгильда с люминесцентной шевелюрой и черно-зелеными губами, одетая в эксклюзивные лохмотья, а рядом – румяный семидесятикилограммовый колобок в пасторальном сарафане.
– Жди здесь, – приказала Мария и нырнула в приемную.
Демонстрация программы и объяснение заняли целый час. Генеральный директор «Консула» вникал в суть дела и удовлетворенно кивал. Штатный программист почернел от горя. Пару месяцев назад он обиделся на руководство за то, что для создания программы наняли чужого человека. Теперь, когда программа Марии предстала перед заказчиками в блеске совершенства и оригинальности, программист понял – начальство поступило правильно.
– Итак, я учла все ваши требования, – констатировала Маша. – Вы довольны результатом?
– Великолепно! – подтвердил генеральный директор. Борис Сергеевич был молод, едва за тридцать, обаятелен. – Мне понравилось. Сейчас вы заняты? Есть еще заказы?
– Да. У меня уйма обязательств. Буду оптимизировать платежные системы одного банка. И еще «Трансвэйз» на очереди.
– Угу. Понятно. А не опасно ли в вашем положении столько времени проводить у компьютера? Все-таки вы беременны…
– Да я привыкла, – смутилась Маша. Трогательное внимание гендиректора потрясло ее.
– Что ж, Машенька, вы не обманули наших ожиданий.
– А я надеюсь, вы не обманете моих, – скромно сказала в ответ программистка. – Как насчет оплаты? Признаться, сейчас я больше чем когда-либо нуждаюсь в деньгах.
– Мы это понимаем, – лучисто улыбнулся гендиректор. – Вы, Машенька, пройдите в бухгалтерию. Вам сразу же выдадут деньги.
– Спасибо.
Маша вновь бросила Брунгильде, задумчиво курсирующей по коридору:
– Жди. Я скоро!
И отправилась искать бухгалтерию. Но на полпути поймала себя на мысли, что разговаривает с подругой, как с Рексом. Пришлось вернуться.
– Бруниша, – ласково позвала Мария. – Прости меня. Я так груба! Обращаюсь с тобой так, словно ты неодушевленный предмет. Но не делай никаких выводов. Ты хорошая, милая, добрая. Очень красивая, если сунуть тебя под кран с водой. А я совершенно замоталась – дети, квартира, щенок, деньги, ремонт. Поэтому иногда, наверное, бываю резкой. Но я все равно очень хорошо к тебе отношусь, поверь!
Брунгильда похлопала сиреневыми ресницами, сморщила симпатичный носик, изуродованный металлическими клепками. Она не поняла и десятой части тирады. Но, конечно, уловила интонацию.
Однако извинения были излишни. Не потому что Брунгильда привыкла повиноваться. Просто она не услышала в резких командах Марии ничего обидного для себя. Она доброжелательно относилась к людям и не представляла, что они могут относиться к ней иначе. Брунгильда не сомневалась – Маша ее любит. И Валдаев тоже очень ее любит. Но мечтает о разнообразии. Что поделаешь, он мужчина!
В бухгалтерии на Машу посмотрели так, как смотрят на налогового инспектора, – с нежностью. Машин лепет о гонораре поверг главного бухгалтера в замешательство. Дама удивленно пожала плечами: начальство ее не уведомило ни о каких выплатах.
Немного обескураженная Мария ретировалась обратно в приемную. За разъяснениями.
– А Борис Сергеевич уехал, – обрадовала секретарша. – И сегодня его уже не будет. Вы приходите завтра…
Домой Мария возвращалась в глубоком разочаровании. Она уже чувствовала в руках тяжесть денег, полученных в «Консуле». А теперь, из-за глупого недоразумения, придется ждать до завтра.
– Ну вот, – сказала Маша Брунгильде. – Видишь, как неудачно получилось.
Как ни странно, найти родителей Инги оказалось действительно трудно. А Здоровякин-то думал, что недосягаемость господ Сошенко объясняется исключительно нерасторопностью Сережи Воробьева.
Родители Инги, по слухам, то ли являлись нефтяными магнатами, то ли владели сетью дорогих магазинов. Однако деловые круги города на вопрос майора ответили недоуменным молчанием. Никто не знал предпринимателей с такой фамилией.
Илья копнул глубже, привлек друзей. И вскоре адрес Ингиного папули красовался у него на столе.
– Колчаковский переулок, 15. Это где?
