– Генри? – задыхаясь от ужаса, пробормотала я и уставилась на роскошную девицу. – Это… Генри?!
– Генгиэтт Нувель, – прокартавила красотка и ослепила улыбкой. – Юля, очэн пгиятный знакомицца.
Никита пророкотал длинную фразу на французском, Генриэтт с облегчением перешла на родной язык, отвечая ему что-то. Я стояла между ними, как дура, ничего не понимая, – взмокшая, ничтожная, убитая.
Почему Никита сразу не сказал мне об этом? Почему никогда не называл координатора, присланного компанией «Шато», полным именем? Почему ни разу не обмолвился – «она», а постоянно говорил «мы с Генри»?!
И все это время они вместе мотались по командировкам, преодолевали сотни километров в автомобиле, жили в гостиницах… О-о-о, нет, нет, нет! Да эту девицу нельзя показывать мужчинам даже с расстояния два километра. Ее скромность и изысканность – хуже неприкрытого раскаленного сексапила. Уж лучше бы она была грудастой блондинкой! Но нет, Генриэтт – самая настоящая француженка: в ней бездна необъяснимой привлекательности и шарма. Один ее взгляд будоражит больше, чем фантазии Тинто Брасса, бюст Памелы Андерсон или телодвижения Мадонны образца 80-х…
Раз Никита так упорно скрывал от меня половую принадлежность коллеги, значит, он полностью увяз в пучине – влюбился в брюнетку с первого же взгляда. Едва встретил ее в аэропорту.
Нет, судя по отчаянию, с каким Никита набросился на меня после нескольких дней отсутствия, хитрая француженка держит его на расстоянии (одновременно распаляя страсть случайными прикосновениями, как, например, я могла наблюдать сейчас). Сегодня ночью милый с такой ураганной энергией ломился в открытую дверь, что я испугалась за сохранность кровати. Новую кровать нам сейчас не купить… Да к черту кровать! Эта иноземная стерва довела моего юношу до состояния подростковой взвинченности. Она провоцирует его, изводит.
– Подбросим Генри в гостиницу – и домой, – сказал Никита. – Девочки, давайте в машину.
Француженка, продолжая улыбаться, направилась к автомобилю. Она бесцеремонно уселась на переднее кресло.
Я забилась на заднее сиденье, пытаясь сохранять невозмутимость. А мысленно уже каталась по асфальту в истерике!
– Не знать гусский, совсем не знать, – объяснила Генриэтт, повернув голову в мою сторону.
Француженка сокрушенно вздохнула. Ей будто бы хотелось всласть пощебетать со мной, но языковой барьер лишал этой возможности. Зато она могла беспрепятственно общаться с Никитой. Что и делала всю дорогу до гостиницы, без умолку квохча на своем тарабарском языке. Никита отвечал ей с улыбкой, хотя и односложно…
Около гостиницы Никита вылез из джипа, распахнул дверцу перед Генриэтт и помог ей выбраться наружу. На прощание француженка чмокнула его в щеку.
Я зажмурилась от боли – на меня словно выплеснули ведро кипятка.
– Юля, оревуар, анкор увидецца, уи? – заглянула в салон через окно Генриэтт.
– Конечно, еще увидитесь, не переживай, – кивнул Никита. – До завтра!
Ах, как бы мне сейчас хотелось демонстративно покинуть заднее сиденье, шандарахнув дверью так, что у джипа едва не вылетели стекла. Никита бы вздрогнул и посмотрел на меня с немым удивлением. Моей ярости хватило бы сейчас на битву с многотысячной армией – я готова была крушить и ломать, рвать вражеские тела на части, вонзать копья, выворачивать шейные позвонки…
«Чудесно! – ядовито произнесла бы я, усаживаясь впереди. – Теперь рассказывай. Генри означает Генриэтт. Почему же это выяснилось только спустя несколько недель после ее появления в нашей жизни? Почему ты дурил меня, как последнюю идиотку? Она целует тебя в щечку, не стесняясь моего присутствия. Мне страшно предположить, куда еще она тебя целует, когда поблизости никого нет! Ты просто негодяй! Я ненавижу вас обоих!»
Автомобиль рванул с места. Я осталась сидеть на заднем сиденье, проглотив комок из воплей и обвинений, – так и не произнесла ни слова.
– Малышка, не хочешь пересесть? – улыбнулся мне Никита в зеркало. – Тебя так совсем не видно. А я соскучился.
– Тут посижу, – прошелестела я сзади. Уж лучше любимому не видеть сейчас моего лица. – Устала очень.
– Заметно. Бедняжка моя. Как тебя в зоопарк-то занесло?
– Сильно заметно? – тщательно скрывая слезы в голосе, переспросила я.
– Видно, что ты капитально запарилась. Ничего, сейчас мы примем холодный душ. Ты прости, у Генри такие вольные манеры. Она со всеми лезет целоваться. – Никита потер щеку, куда его чмокнула француженка.
– И с дамами тоже? – язвительно поинтересовалась я.
– Представь, только с мужиками. Как она тебе? Понравилась?
– Девушка с шармом, – сухо заметила я.
– А почему ты все время называешь ее Генри?
– Так она же Генри.
– Вообще-то она Генриэтт.
– Она сама об этом попросила. Ей так больше нравится.
– А-а, понятно. Только Генри – мужское имя. А она так женственна, сексуальна, – с тоской признала я.
– Да, у каждого свои тараканы. Имя Генриэтт она вообще ненавидит. Говорит, с ним связаны плохие ассоциации. Да ради бога! Генри так Генри. Гораздо важнее, что тебя зовут Юлей, а не Розамундой.
– Розамундой?
– Обожаю твое имя. Оно сладкое и детское. И ты сама такая же.
