– Знаешь, сейчас мне в голову пришла отличная идея. Давай попросим Никиту свозить нас.
– А зачем? – удивилась Ириша. – Сами прекрасно доберемся!
Она уже мчалась в крайнем ряду, периодически наезжая на сплошную разметку левыми колесами. Уверенности за рулем у нее явно прибавилось. К сожалению, о мастерстве сказать то же самое было нельзя.
– Справимся, Юль, не волнуйся. Я тут каждый день езжу. И потом… Во-первых, неудобно отрывать Никиту. Он у тебя такой работяга. Во-вторых, боюсь, он посмеется над нами.
– Никогда!
– Нет, ну правда. Обращаться к гадалке – от этого веет какой-то замшелостью.
– Вообще-то да.
– Я сама никогда не верила в мистику, магов… Но сейчас еду к ясновидящей бабуле. Впрочем, о ней ходят легенды.
– Что, серьезно?
– Да, мне так сказали. Но она принимает не всех. Только тех, кто ей понравится. Очень разборчивая старушка. Нелюдимая и замкнутая. Но если берется помочь – никогда не ошибается в своих расшифровках.
– Как зовут?
– Баба Катя.
– Вот так емко и выразительно: баба Катя. Даже фамилии не знаешь?
– Фамилии не знаю. Отчества тоже. Такая законспирированная старушка. Надеюсь, мы ей понравимся.
– Почему бы нет? – пожала я плечами. – Мы симпатичные. Особенно ты. Особенно сейчас, когда взяла себя в руки и перестала лить слезы. А насчет гадалки – у нас не остается другого выхода. Нам не помог даже Сергей Иванович, полковник ФСБ. А ведь он, по словам Коли, использовал все возможности своего служебного положения. Но Сергей Иванович оказался бессилен. Теперь вся надежда на старушку.
– Спасибо, Юля! Ты всегда меня поддерживаешь, – горячо заявила Ириша. – Я так и думала, что ты не поднимешь на смех мою идею обратиться к бабульке.
– Вот еще! На смех! Скажешь тоже!
– И поедешь со мной за двести кэмэ, рискуя конечностями.
– Ну, мы же подруги, – напомнила я. – Нас связывают узы настоящей женской дружбы. А почему – рискуя конечностями?
– Ты разве не смотришь по телевизору автомобильные передачи? И сюжеты о катастрофах?
– Да я вообще редко телевизор смотрю.
– А-а… Так вот. Когда происходит авария, то водителю или пассажирам первым делом придавливает руки и ноги. Автомобиль же деформируется, понимаешь? Зачастую конечности приходится ампутировать.
– Блестящая перспектива. Смотри, пожалуйста, на дорогу.
Гаишники останавливали нас пять раз. В другой ситуации Ирина улыбнулась бы им, но теперь она разучилась улыбаться. Суровость ее лица (такого красивого!) вводила сотрудников ДПС в замешательство – наверное, привыкли к более мягкому отношению со стороны задержанных водителей. Как ни странно, нам ни разу не удалось нарушить правила дорожного движения в непосредственной близости от инспектора ГАИ. К нам просто невозможно было придраться! Ирина, реагируя на взмах полосатого жезла, даже умудрялась парковаться таким образом, что ни один гаишник не был задавлен насмерть или покалечен. Виртуозище! Инспекторам оставалось только сравнивать фотографию на водительском удостоверении с оригиналом и долго цокать языками, разглядывая свежие повреждения «рено». Гаишникам явно хотелось пообщаться с симпатичными девчонками, но мы не помогали им в поддержании светской беседы. Нас манила цель…
Сначала я решила не отвлекать Ирину от дороги разговорами. Но не могла же я, в отличие от Никиты, скрыть от подруги первичные половые признаки Генри! Естественно, вся правда о француженке, а также мои волнения и беспокойство стали известны Ирине.
– Она – женщина?! – закричала подруга. Неподдельный ужас в ее голосе свидетельствовал: я совершенно правильно отреагировала, узнав этот факт. Было чему удивиться! – Юля, но ведь это… это… это чудовищно!
– Чудовищно, – согласилась я.
– Неужели Никита ни разу не обмолвился о том, что Генри вовсе не мужчина? Как ему это удалось?
– Да он не очень-то мне и рассказывал о ней. Просто говорил: завтра мы с Генри едем в командировку. Мы с Генри сейчас в ресторане. Сейчас заброшу Генри в гостиницу – и домой… Все в таком духе.
– Ты думаешь, у него это вышло случайно?
– Случайно или не случайно… Но, столкнувшись нос к носу с француженкой, я выглядела полной идиоткой. Я слова не могла выдавить от изумления.
– Подозреваешь, она вынашивает план заманить Никиту к себе во Францию?
Я похолодела от такого предположения. Самый худший вариант, прогнозируемый мною: Генриэтт покуражится с русским парнем, развлечется от души и отправится восвояси. А мы с Никитой останемся тосковать на руинах нашей любви, растоптанной и поруганной.
Но представить, что эта стервятница вонзит когти в добычу и утащит ее в свое заграничное гнездо, у меня не хватило творческого воображения…
– У них ведь с мужиками в Европе совсем туго, – компетентно заявила Ириша.
– Почему? – выдавила я растерянно. – Это у нас в России треть мужчин сидит, треть – пьет. А в Европе-то все прекрасно.
– Да уж, конечно! Там одни голубые. Или иммигранты. Или психи. Амбициозной, хорошо зарабатывающей француженке не так-то просто найти себе равного партнера.
– И что, давайте все будем в Россию за мужчинами ездить! – желчно воскликнула я. И замолчала на целых полтора километра, осмысливая мрачную перспективу одиночества. Генриэтт переманит Никиту во Францию – и он там отлично приживется с его свободным французским и любовью к шардоне. А я останусь одна.
– Ты уверена, что на этой дороге сто десять километров в час – максимально удобная скорость? – спросила я, с опаской посмотрев на спидометр. Автомобиль мчался по кочкам, подпрыгивая, взлетая, оставляя за собой песчаный шлейф. Кругом простирались зеленые поля, засеянные кукурузой, вблизи темнел лес.
– Мы почти на месте. Если ничего не перепутали. Сейчас увидим это Корсавино.
И мы действительно въехали в крошечную деревеньку – вдоль дороги располагалось всего четыре дома. Старые, давно не крашенные деревянные заборы, покосившиеся черные избушки, бурьян выше головы – от картины безысходного запустения и умирания защемило сердце.
– Вот, улица Ленина. Единственная. Она нам и нужна. А номер дома я все равно не знаю, – пробубнила Ириша. – Попробуем наугад.
Мы вылезли из машины и выбрали для атаки самый приличный забор – ровный, плотный. Эта резиденция явно была обитаема. Через забор свешивались ветви яблонь с яблоками – пока еще некрупными, светло-зелеными, листву пронизывали насквозь яркие и ликующие солнечные лучи.
– Послушай, какая тишина, – сказала Ирина. Ее рука, сжатая в кулак, замерла в сантиметре от облупленной поверхности калитки.
Тишина, разлитая в воздухе, нарушаемая только звуками природы – пением птиц, шуршанием сосен, –
