собственной рукой, македонский царь не привык делиться славой, тем более с предателями.
Заговор рос и ширился, слухи о нем дошли и до греческих наемников. Бесс их тоже попытался склонить на свою сторону, но командир эллинов не только отверг союз с изменниками, но и стремился из последних сил спасти царя. Он приказал своим людям надеть оружие, которое до сих пор следовало в обозе, и обратился к Дарию:
– О царь, из 50 тысяч греков нас осталось немного, и мы делим с тобой любую судьбу; мы так же верны тебе в теперешнем твоем положении, как и прежде, когда оно было блестящим; какие бы ты ни выбрал земли, мы пойдем туда как на родину и к домашним очагам. Твое счастье и несчастье тесно связали нас с тобой. Умоляю тебя, во имя нашей нерушимой верности, поставь свой шатер в нашем лагере, позволь нам быть твоими телохранителями. Мы потеряли Грецию, нет у нас никакой Бактрии, вся наша надежда на тебя; о, если бы можно было положиться и на других! Больше сказать я не могу. Я, чужеземец, не просил бы доверить мне твою охрану, если бы был уверен, что другие ее хорошо выполнят.
Дарий равнодушно отнесся к предложению грека: он устал от бесконечной борьбы с Александром и после стольких потерь уже мало ценил собственную жизнь.
И кроме того, персидский царь не мог поверить, что его предали самые близкие люди (Бесс приходился ему родственником).
Дарий ответил командиру эллинов, как пишет Курций, «что, хотя преданность греков ему хорошо известна, он никогда не отступится от своих единомышленников. Ему труднее осудить кого-нибудь, чем самому быть обманутым. Что бы ему ни предназначила судьба, он предпочитает испытывать ее среди своих и не станет перебежчиком. Если его воины не хотят сохранить ему жизнь, то он и так умирает слишком поздно. Патрон, отчаявшись в спасении царя, вернулся к тем, которыми командовал, готовый по своей преданности на все».
Случай и судьба покровительствуют храбрым и не любят тех, кто, утратив волю к борьбе, опускает руки. Простой смертный, устав от борьбы с обстоятельствами, влачит жалкое существование, но царь обречен на гибель. Слишком много желающих занять его место.
Бесс со своими сообщниками схватил Дария и, забавы ради, приказал заковать в золотые кандалы.
И царь, еще недавно ехавший на колеснице, хранимый благословением богов и святостью своего сана, стал без вмешательства враждебной силы пленником своих рабов, его сажают на грязную повозку, закрытую со всех сторон шкурами. Деньги и имущество царя разграбляются как бы по праву войны, и преступники, отягченные добычей, захваченной по-разбойничьи, бросаются бежать.
Бесс пытался совершить сделку с Александром, сообщив, что Дарий находится в его власти, но македонский царь лишь приказал войску ускорить шаг. Преследование и днем, и ночью вымотало окончательно солдат Александра; и тогда он покинул армию в пути и устремился за тридцатитысячным войском Бесса всего с трехтысячным отрядом всадников, к которому присоединил еще 300 так называемых двоеборцев (они имели более тяжелое вооружение и обычно ехали на конях, но при необходимости могли сражаться и в пешем строю).
Скоро Александр услышал шум движущегося персидского войска, скрытого облаками поднимаемой пыли.
Варвары тоже заметили их, но Александр увидал уже удаляющийся от него отряд и определил, что силы их были бы неравны, если бы у Беса оказалось столько мужества для сражения, сколько было при совершении преступления. В численности и силе варвары имели преимущество, к тому же бодрые сразились бы с утомленными от пути. Но имя Александра и молва о нем – важнейший момент в этой войне – заставили их в страхе предаться бегству.
Дарию было предложено поменять повозку на лошадь, чтобы увеличить скорость передвижения, – тот отказался, больше надеясь на благородство Александра, чем на своих недавних подданных. Но тюремщики не позволили Дарию оказаться в плену у македонян; в ярости они забросали персидского царя копьями и оставили его умирать на пыльной дороге.
Плутарх сообщает, что в лагерь персов ворвалось всего лишь 60 всадников во главе с Александром. «Трудно поверить, – удивляется Курций Руф, – но пленных было больше, чем тех, кто мог их пленить: страх настолько затмил их рассудок, что они не замечали ни своего многолюдства, ни малочисленности неприятеля». Сражалась храбрость со страхом, и судьба, в очередной раз обескураженная безумным героизмом Александра, опять позволила ему с горсткой воинов обратить в бегство толпы врагов.
Александр все же нашел Дария: по сведениям некоторых источников, он был еще жив (что маловероятно), согласно прочим авторам, жизнь покинула персидского царя незадолго до появления Александра. Плутарх сообщает, что «Александр подошел к трупу и с нескрываемою скорбью снял с себя плащ и покрыл тело Дария». Согласно Юстину, Александр отыскал тело Дария, «оплакал его смерть, столь несовместимую с его достоинством, и приказал похоронить его, как подобает царю, и положить его в гробницу предков».
Позже Александр нашел тех, кто помог ему избавиться от главного врага, и рассчитался за эту услугу весьма своеобразно. «Два прямых дерева были согнуты и соединены вершинами, – рассказывает Плутарх, – к вершинам привязали Бесса, а затем деревья отпустили, и, с силою выпрямившись, они разорвали его».
Второй убийца Дария, Барсаент, от гнева Александра бежал в Индию. И там не удалось ему скрыться; индийцы поймали помощника Бесса и выдали Александру, который немедленно его казнил «за измену Дарию».
Неповиновение
…И многие из прежних друзей стали к нему враждебны.
Хотя врагов парализовало само имя Александра и они почти не оказывали сопротивления, войско македонян понесло значительные потери. Виной тому была трудность избранного Александром маршрута. Оценить жертвы сумасшедшей погони за Дарием помогает сообщение Юстина: «Воинов, погибших во время преследования Дария, Александр торжественно похоронил, израсходовав на это большую сумму; между оставшимися в живых участниками его похода он разделил 13 тысяч талантов. Большая часть лошадей пала от зноя, а те, которые выжили, уже ни на что не годились».
Смерть настигала не только животных, но и людей, причем не столько от оружия врага: истощение, отсутствие воды, непривычный климат и местные болезни, против которых далекие пришельцы не имели иммунитета. В одном из переходов умер от болезни Никанор – второй сын Пармениона, который командовал щитоносцами и участвовал во всех значительных битвах Александра.
Александр намеренно усложнял путь к цели, обходя все легкое и удобное, предварительно давая врагу возможность удалиться на приличное расстояние и собраться с силами. Однако македонянам надоели причуды царя, их не радовали ни победы, ни набитые золотом походные ранцы – воины хотели вернуться домой живыми, а не увеличивать славу царя ценой собственных жизней.
Македоняне отказывались понимать Александра, но их царь твердо верил, что, как человекобог, он обязан владеть всей землей, как прочие боги правят солнцем, морем, ветром и другими планетами. Но если он считал себя богом, то воины были только людьми.
Особенно настаивали на возвращении домой греки, бывшие в войске Александра. Удерживать их царь не мог во избежание бунта; он лишь предложил выбор: либо возвращение на родину, либо очень большие деньги и дальнейшая служба.
Диодор пишет:
Александр, видя, что македонцы рвутся домой, считая, что со смертью Дария война окончена, собрал всех, воодушевил подходящей речью и убедил продолжать поход. Воинов из союзных греческих городов он созвал, поблагодарил за то, что они сделали, и отпустил, подарив каждому всаднику по одному таланту и каждому пехотинцу по 10 мин. Он выплатил причитающееся им жалованье, добавив к нему плату за все время, какое они пробудут на возвратном пути домой. Тем же, кто предпочел остаться вместе с царем, он выдал каждому по 3 таланта. Так богато одарил он воинов потому, что был щедр по природе, а также потому, что, преследуя Дария, захватил много денег.
Александру удалось уговорить войско продолжать поход. После этого он довольно легко подчинил Гирканию, расположенную на юго-восточном побережье Каспийского моря. Собственно, защищать ее было некому, и не для кого после смерти Дария.
