Этвард и Радхаур оторопело смотрели на ровно дышавшую в очарованном сне незнакомку.
— Какая она… красивая! — не смог сдержать восхищения Этвард.
— Это она! — изменившимся голосом произнес Радхаур.
— Но она вовсе не похожа на Марьян! — возразил друг.
— Это — она, женщина из предсказания, — тем же глухим голосом пояснил Радхаур. — Марьян заколдовал герцог Линксангер… Но мне и в голову не могло придти, что Марьян и женщина из предсказания — одна и та же. Что ж, так даже лучше…
— Но она заколдована! Что же мы будем делать? Как снять чары?
— Сэр Ансеис снимет заклятие каким бы сильным оно ни было, — уверенно сказал граф. — Я возвращаюсь в Рэдвэлл.
— Хорошо, — согласился Этвард. — Я тоже отправляюсь домой, мне все здесь надоело… Пойдем, выпьем вина. Мне сказали, что здесь богатые погреба. И в подземелье нашли какого-то странствующего певца, отвыкшего от солнечного света. Послушаем, что он нам споет.
Этвард хотел скорее уйти из этой комнаты. Заколдованная Марьян была еще прекраснее. Он любил ее всем сердцем и ненавидел Радхаура за его равнодушие. Впрочем, он не прав — граф не сводил взгляда со спящей девушки.
В пиршественной зале замка уже сидели за столом сэр Таулас и многие другие воины. Сэр Таулас вполне мог быть доволен — порубился на славу и из своих никто не погиб во время штурма. Впрочем, защитники замка оказали не столь уж серьезное сопротивление, в живых остались только двое, согласившие служить победителям. Они и притащили на стол все лучшее из погребов и кладовых, что только смогли найти.
За столом сидел пожилой, с сильно поседевшей головой мужчина, подслеповато щуря глаза. Рядом с ним на столе лежала старая арфа, дерево почернело от времени.
Этвард сел за стол, взял кубок.
— А ведь ты бритт, — неожиданно сказал он певцу.
— У певца нет родины, — не повернув головы, ответил тот.
— Как тебя зовут?
— У певца нет имени.
— Ты долго сидел в темнице?
— Полгода, год? Не знаю… В темнице не видно рассветов и закатов. Сейчас весна?
— Осень.
— Значит, больше полугода.
— И за что тебя бросили в темницу?
— Сеньору не понравилась моя песня.
— Всего-то? — удивился Этвард.
— Мог и убить, — отстраненно пожал плечами певец. Словно речь шла не о нем.
— Выпей вина! — предложил король. — И спой нам песню, ту самую.
— И вы снова отправите меня в темницу? — печально усмехнулся бывший пленник, взяв кубок.
— Нет, даю свое королевское слово. Чтобы ты не спел, — заверил Этвард, — я не обижу тебя.
Певец странно посмотрел на короля, усмехнулся чему-то и небольшими глотками выпил вино.
Этвард терпеливо ждал.
— Струны отсырели, — сказал певец, взяв наконец в руки свой инструмент. — Плохо получится.
— Ничего, мы не слишком большие ценители, не заметим.
Этвард сам не понимал, почему его так заинтересовал этот странствующий певец, вызволенный из темницы герцога Линксангера.
Музыкант тронул струны, довольно долго перебирал их, словно вспоминал мелодию, и запел:
Шотландец-август жарил день
На медленном огне.
Двоих свела тропа в тот день —
Так рассказали мне, —
Один всю жизнь ходил пешком,
Был грамоте учен
И лютню с рваным ремешком
Носил через плечо.
Другой был благородный тан
На боевом коне,
В доспехах рыцаря Креста —
Так рассказали мне, —
Он десять лет в Святой Земле
Спасал Господень Гроб,
А всех наград — шрам на скуле,
Крестом клейменый лоб.
И тан спросил:» Певец, скажи,
И правды не таи:
На что уходит твоя жизнь,
И странствия твои?
Звон струн не принесет монет,
Стихи — плохой товар…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — ответил бард.
« А может, славы ищешь ты?
Но слава — дочь меча.
Кто ищет славы — те кресты
Нашили на плащах.
А твой убогий инструмент —
Не рыцарский венец…
Но, может, я ошибся?»—» Нет,
Ты прав, « — сказал певец.
У придорожного креста
Раздваивался путь.
« Прощай, певец!»—» Бог в помощь, тан,
Богат и славен будь!»
Но тан, коня попридержав,
Спросил певцу вослед:
« Скажи, в последний раз — я прав?»
« Ты прав, « — сказал поэт.
Шотландец-август жарил день
На медленном огне…
Они расстались в этот день —
Так рассказали мне, —
Сияло солнце, как дукат,
И щурилось, как кот,
И рыцарь ехал — на закат,
И бард шел — на восход…
Смолкли звуки струн. Повисла тишина. Певец как пел, закрыв глаза, так и сидел не открывая их. Протянул руку за кубком, глотнул вина, точно устал после поединка с песней, точно пел, словно бился в бою. Для него — так оно и было.
— А ведь я тебя знаю, певец, — вдруг нарушил тишину Радхаур. — Ты — сэр Катифен!
— Сэр Катифен умер вместе со своим королем, — глухо ответил тот. — Остался никому не нужный
