— Ай-я-яй, ай-я-яй, убили ефиопа, — неслось над дорогой. — Ни за что, ни про что гады удавили…
— Ну, Тихон, решайся!
— А он не ест авокадо, на тамтаме не игра-а-а-ает…
— Ладно, давай
— Лишь лежит под кустом и тихонько воня-а-а-ает…
Стараясь шуметь как можно меньше, добры молодцы побежали следом за удаляющейся повозкой. План их был прост. Стащить вора с телеги и отдубасить хорошенько, чтобы знал, как честной народ обирать.
— А он лежит совсем тихий-тихий, но по-прежнему черный, хотя и ме-о-о-о-ртвый…
Дружинники запрыгнули на повозку и, грубо стащив певца с козел, швырнули его в придорожную пыль.
Гришка стремительно подобрал балалайку и в щепки разнес ее о голову Сивки.
— А-а-а-а… — заорал ворюга и тут же получил сапогом под ребра от Тихона.
— Что, не узнаешь нас, разбойничья морда? — злобно зарычал Гришка, пиная Сивку ногами.
— Ай, узнаю! — закричал вор в законе. — Пощадите, хлопцы, у меня золото в сундуках, все отдам…
— Так ты еще и пытаешься нас подкупить? Нас, княжеских, дружинников?!!
— Ой-ей-ей…
Здорово отметелив рыжего мерзавца, добры молодцы его связали и, подвесив за руки к дереву, удовлетворенно осмотрели итог проделанной работы.
С кляпом во рту из жесткой мешковины Сивка Урка был по-своему симпатичен. Зрячий глаз заплыл лиловым фингалом, часть передних зубов бесследно исчезла, клок бороды вырван, одежка — сплошные лохмотья. Дружинники и сами ужаснулись, видя дело рук своих.
— Будет тебе наукой! — нравоучительно добавил Гришка, и добры молодцы вернулись на дорогу.
Забрались в конфискованную у Сивки телегу, обыскали короба… И чего тут только не было: золотые женские побрякушки, половецкое оружие, украшенное драгоценными каменьями, заморские ткани и даже (?!!) позолоченная булава краинского гетмана. Этот трофей Урки вызвал у княжеских племянников некоторое недоумение, поскольку о пропаже данной необычайно ценной вещи заявлено не было. Стало быть, краинцы еще не в курсе. Вот так дела!
Перебрав ворованный скарб, добры молодцы отыскали свои ратные доспехи, облачились в них и весело покатили к Разлив-переправе.
Но спокойно доехать до речки им не удалось.
В лесу раздался пронзительный свист, в ответ заухала сова, и на растерянно раззявивших рты княжьих племянников упала сверху огромная крепкая сетка.
Отчаянно ругаясь, добры молодцы кубарем свалились на дно экспроприированной телеги. Побарахтались там, еще больше запутавшись, а затем в ужасе уставились на вынырнувших из леса, словно привидения, семерых ладных незнакомцев во всем черном.
— Семь Семенов! — жалобно просипел Гришка. — Романтики вольных расейских дорог.
— Все, — отозвался Тихон, — теперь уж нам точно звездец…
Бесшумно окружив остановившуюся телегу, Семены молча разглядывали спутанных по рукам и ногам дружинников сквозь узкие прорези своих черных тряпичных масок.
— А вот еще такое послушайте! — все не унимался вошедший в поэтический раж пиит. — Гм… как вам это…
— Такты че, и с Бабой Ягой тоже? — неприлично заржал Муромец.
— Илья, — Колупаев укоризненно покачал головой, — как тебе не стыдно!
— Ничего-ничего, я к подобным шуточкам давно привык, — совсем не обиделся Лука. — Обо мне такого на Руси понавыдумывали, что иногда и самого оторопь берет. Бездельников у нас много. Ведь все беды от этого. Всем все лень, всем на все наплевать. Мой нужник с краю, ничего не знаю. Вот от ентого самого безделья и выдумывают сами не зная что.
— Дык и что же они выдумывают…
— Да разное… Что я, например, на самом деле не русич, а арап, или эфиоп, как кому нравится. Что, мол, на дуэли с одним иноземцем дрался из-за дуры одной и был ранен в живот, а потом наутро помер. Да разве обо мне только брешут? Один вот мечтатель домечтался до того, что его печь стала по Руси возить и все за него само собой делалось. Другой вот дрых тридцать три года, а пока он дрых, ратные подвиги сами собой совершаться стали. Проснулся… а тут и почет, и слава, все, так сказать, горяченькое, прямо в руки…
— Ты на кого это, жеребец сельский, намекаешь?!! — леденящим тоном поинтересовался Муромец, доставая из ножен булатный меч. — Сейчас я тебя твоего орудия труда лишу!
— Какого орудия труда? — испугался пиит.
— Языка! — ответил Илья и двинул юношу рукоятью меча в лоб.
— Эй! — заорал Степан. — А ну прекратить немедленно!
Наверное, и зарезал бы Луку богатырь, коль не диво дивное на небольшой поляне, мимо которой они проезжали, случившееся. Даже Буцефал и тот на месте замер, очумело хлопая губами и тараща круглые аки
