давешнем позоре великом.
— Ме-э-э-э… — проблеял с земли нищий, неистово размахивая кружкой.
— Видно, горемычный так и не добрался до Новгорода, — посетовал Колупаев, сочувственно глядя на оборванца. — Лишь городские ворота одолел, а дальше вот скопытился.
Въехали под арку.
— А где же стража?!! — возмутился Илья. — Где дружина ратная, местный воевода, в конце концов?
— Померли от цирроза печени! — пояснил кузнец и вдруг, приведя в остолбенение своих спутников, рывком остановил телегу, соскочил на землю и помчался вон из города.
— Дык че… — тряхнул головой богатырь. — Я что-то не то спросил?
— А я почем знаю? — огрызнулся пиит.
Степан воротился где-то минут через десять. Воротился босиком, неся свои сапоги перекинутыми через плечо.
— Что? — испуганно прокричал ему из телеги Муромец. — Что случилось?!!
— Не идут, стервецы!
— Кто? Сапоги?!!
— Они самые. Великую опасность, видно, чуют, до самой Разлив-переправы едва меня не унесли.
— Дык, может, вернемся? — с надеждой предложил богатырь.
Но кузнец был неумолим, и с плохими предчувствиями на душе они въехали в город.
ГЛАВА 17
Все в этой жизни рано или поздно возвращается на круги своя.
Во всяком случае, свое очередное пленение Гришка с Тихоном восприняли с необычайным мужеством. Привязанные к широченному дубу, княжьи племянники мрачно наблюдали за тем, как Семь Семенов с небывалым азартом грабят телегу Сивки Урки. Все это происходило не на большой дороге, а в тайном лагере разбойников, куда пленных дружинников приволокли с завязанными глазами.
Свои жуткие черные маски разбойники не снимали, и потому у Гришки с Тихоном затеплилась в душе слабенькая надежда, что их все-таки не убьют, а отпустят на свободу. Разбойники разбойниками, но они ведь не законченные душегубы в конце-то концов. Да и кто вообще рискнет такой грех на душу брать, как убийство княжеских дружинников? Да Всеволод Ясно Солнышко даже из-под земли, из Навьего Царства этих Семенов достанет и на кол, аки половцев поганых, живьем посадит. Сии рассуждения, конечно, успокоили братьев, но лишь на время…
Один из разбойников отошел от раскуроченной телеги и не спеша приблизился к пленникам.
— Так это вы Сивку в лесу оприходовали иль просто брошенную телегу на дороге нашли? — спросил Семен. Довольно провокационный вопрос, между прочим.
Окал разбойник прямо как коренной волжанин. Так и вычислить его по особенности речи не составит большого труда.
Который это из семи братьев, оставалось только гадать. Меньшой аль старшой или, быть может, сам атаман? Хотя, по слухам, вожака у Семенов не было. Таким образом, кого бы из них ни поймали, банда все равно бы исправно функционировала.
— Ну что молчите, немые, что ли?
— Ага! — хором подтвердили добры молодцы. Гришка поднапрягся и тут же вспомнил все семь воровских кличек Семенов: Вор, Ювелир, Стрелок, Половец, Глазастый, Изобретатель и, кажется, Знахарь. Настоящий бандитский клан, гильдия и профсоюз в одном лице.
— Немые, значит. — Бандит под маской усмехнулся. — Немые аль идиоты?
— И то и другое, — ответил Тихон.
— Чудно. — Разбойник призадумался. — Хоть Сивка и не из нашей семьи, мы его все же уважаем. Понятное дело, при случае мы бы его, конечно, ограбили. Но он все-таки вор, свой, стало быть. — А вы, лоботрясы, судя по лоснящимся мордам, княжеские дружинники.
— Никак нет, — быстро замотали головами добры молодцы.
— Не врите, я вас насквозь вижу.
«Стало быть, это Глазастый, — догадался Гришка, — худший из братьев!»
— Сивке, судя по всему, вы сделали что-то очень плохое. Возможно, что и порешили рыжего, иначе бы живой он вам свой скарб ни в жисть не отдал. Жаль, жаль одноглазого. Как на балалайке играл, а как пел, ай-яй-яй, какого таланта Русь лишилась.
— Хреново он пел, — огрызнулся Тихон, — и играл плохо, нечего нам тут зубы заговаривать.
— Ага! — обрадовался разбойник. — Стало быть, вы не совсем идиоты. Идиоты так просто Сивку Урку не порешили бы.
— Да не убивали мы его, — заорал Гришка, — бока намяли да отпустили! Очень надо о дрянь всякую мараться.
— Нехорошо врать в вашем положении, — покачал головой Глазастый. — Безнадежное оно у вас, хуже некуда.
