поднялся. -- Она несовершеннолетняя. Ты готов ждать ее пять лет?
-- Да, -- ответил Кулум, внутренне ужасаясь длине этого срока. -- Да, клянусь Господом. Ты не представляешь, что она значит для меня. Она... о, она единственная девушка, которую я когда-либо смогу полюбить по-настоящему. Я никогда не передумаю, и ты не понимаешь, не можешь этого понимать. Да, я готов ждать пять лет. Я люблю ее.
-- А она тебя любит?
-- Не знаю. Она... кажется, я ей нравлюсь. Я молю Создателя, чтобы это было так. О Господи, что же мне делать?
Благодарение Богу, я уже никогда не буду так молод, с теплотой подумал Струан. Теперь я знаю, что любовь -- как море: порой спокойное, порой бурное. Она бывает грозной, бывает прекрасной, таит в себе смерть и дарует жизнь. Но она никогда не бывает постоянной, все время меняется. И остается неповторимой лишь на один краткий миг в глазах вечности.
-- Тебе ничего не нужно делать, парень. Сегодня вечером я сам поговорю с Броком.
-- Нет, -- встревоженно запротестовал Кулум. -- Это моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты...
-- То, что ты намерен сделать, заставляет мою жизнь пересекаться с жизнью Брока, -- прервал его Струан. -- Я поговорю с Броком.
-- Значит, ты поможешь мне? Струан прогнал муху с лица.
-- А как быть с двадцатью гинеями, Кулум?
-- Что?
-- Деньги на мой гроб. Те двадцать монет, которые Брок оставил мне, а ты сохранил. Разве ты забыл?
Кулум открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал.
-- Да, я забыл о них. По крайней мере, сейчас они вылетели у меня из головы. -- В глубине его глаз отразилась боль. -- Почему мне захотелось солгать тебе? Я едва не солгал. Это ужасно.
-- Да, -- кивнул Струан, довольный тем, что Кулум прошел еще одно испытание и усвоил еще один урок.
-- И что же с монетами?
-- Ничего. Кроме того, что ты должен помнить о них. Это Брок. Горт еще хуже, потому что у него нет даже отцовской щедрости.
Время близилось к полуночи.
-- Присаживайся, Дирк, -- пригласил Брок, почесывая бороду. -- Грог, пиво или бренди?
-- Бренди.
-- Ну-ка, бренди, -- приказал Брок слуге, затем кивнул на накрытый стол, освещенный двумя канделябрами. -- Накладывай себе, Дирк, не стесняйся. -- Он поскреб под мышкой, покрытой струпьями от язв, которые торговцы называли между собой 'потницей'. -- Черт, вот проклятая погода! Как это, дьявол тебя забери, ты не мучаешься наравне с нами со всеми?
-- Я живу Правильно, -- ответил Струан, удобно вытягивая ноги. -- Я уже миллион раз тебе говорил. Если мыться четыре раза в день, не будет никакой 'потницы'. Исчезнут вши, и...
-- Это тут вовсе ни при чем, -- возразил Брок. -- Все это глупость. Противно природе, клянусь Богом. -- Он расхохотался. -- Те, кто говорят, будто ты у дьявола в помощниках состоишь, может, ближе подобрались к тому, почему у тебя все не как у людей. А? -- Он сунул слуге свою пустую серебряную кружку на полгаллона, и тот тут же наполнил ее пивом из небольшого бочонка, стоявшего у стены. Мушкеты и абордажные сабли располагались на стойках рядом. -- Но близится, близится срок, когда тебе воздается по заслугам, а, Дирк? -- Брок ткнул вниз коротким и толстым большим пальцем.
Струан принял от слуги шарообразный хрустальный бокал и поднес бренди к носу.
-- Воздаяние по заслугам ожидает всех нас, Тайлер.
Струан не спешил убирать бокал от лица: аромат бренди перебивал вонь, стоявшую в комнате. Интересно, пахнет ли от Тесс так же, как от ее отца и матери, спросил он себя, и знает ли Брок о цели моего визита. Окна кабинета были плотно закрыты и не пропускали ни ночного воздуха, ни гула людских голосов на площади внизу.
Брок крякнул, поднял наполненную кружку и жадно припал к ней. Он был одет в свой обычный сюртук из плотной шерсти, теплое белье, галстук, завязанный под самым горлом, и жилет. Его колючие глазки неодобрительно разглядывали Струана. Щотландец выглядел спокойным и могучим в своей легкой рубашке, белых брюках и коротких сапогах, рыжеватые волосы на широкой груди отливали золотом в желтом пламени свечей.
-- Гляжу я на тебя, парень, и кажется мне, что сидишь ты словно как голый совсем. Смотреть противно.
-- Это новая мода, Тайлер. Твое здоровье! -- Струан поднял бокал, и они выпили.
-- К слову о дьяволе, я слышал, Морин Квэнс скрутила бедного старого Аристотеля почище прежнего. Поговаривают, что они отправляются домой со следующим отливом.
-- Он сбежит или перережет себе горло, прежде чем это случится.
Брок громко захохотал.
-- Помнишь, как она нежданно-негаданно появилась тогда на балу? Я столько не смеялся с тех самых пор, как Ма защемила себе грудь в катках для белья. -- Он махнул слуге рукой, и тот исчез. -- Я слышал, ты отправил свой последний корабль.
-- Да. Великий сезон, а?
-- Угу. И он будет еще лучше, когда 'Голубая Ведьма' первая встанет у лондонского причала. Мы получили весточку, что она на сутки впереди. -- Брок сделал несколько глубоких глотков, и на лице его тут же выступил пот. -Джефф Купер говорил, что и его последний корабль отчалил, так что Вампоа свободен.
-- Ты останешься в Кантоне? Брок покачал головой.
-- Мы уезжаем завтра. Сначала в Куинз Таун, пртом в Макао. Но это место мы оставим открытым, не как раньше.
-- Лонгстафф остается. Переговоры будут продолжены здесь, я так полагаю. -- Струан почувствовал в воздухе напряженность, и его беспокойство усилилось.
-- Ты знаешь, что здесь они все равно не завершатся. -- Брок занялся повязкой на глазу. Он поднял ее и потер изуродованную, всю в шрамах глазницу. Бечевка, годами удерживавшая повязку на месте, прорезала на его лбу тонкую красную канавку. -- Горт сказал мне, что младшенькая у Роб-ба подхватила лихорадку.
-- Да. Наверное, он узнал это от Кулума.
-- Ага. -- Брок отметил про себя, как резко прозвучал голос Струана. Он опять приложился к кружке и отер пену с усов тыльной стороной ладони. -Жаль, что так обернулось. Плохой йосс. -- Он выпил снова. -- Твой парень да мой сейчас ровно как старые приятели.
-- Славно будет вновь выйти в море. -- Струан пропустил мимо ушей насмешку Брока. -- Сегодня днем я виделся с Дзин-куа и долго беседовал с ним. О лихорадке. Насколько он знает, в Квантуне никто и никогда не болел ею.
-- Если это и взаправду малярия, нам придется несладко. -- Брок протянул руку и взял со стола цыплячью грудку. -- Угощайся. Я слышал, цены на носильщиков опять подскочили. Вообще цены на Гонконге лезут вверх, как сумасшедшие.
-- Ну, не настолько быстро, чтобы серьезно бить нас по карману. Лихорадка пройдет.
Брок, морщась, пошевелился всем своим огромным телом и осушил кружку.
-- Ты хотел меня видеть, наедине? Чтобы поговорить о лихорадке?
-- Нет, -- ответил Струан, с омерзением чувствуя, как вонь, перемешавшись с запахом стоялого пива и духов Брока, влажной пленкой оседает на его коже. -- Дело касается моего старинного обещания прийти за тобой с плеткой-девятихвосткой.
Брок взял со стола колокольчик и яростно зазвонил. Резкий звук заметался по комнате. Когда дверь не открылась в ту же секунду, он позвонил снова.
-- Вот чертова обезьяна, -- выругался он. -- Этот лентяй напрашивается на хороший пинок под зад. -- Брок подошел к бочке с пивом, наполнил кружку, вернулся на место и поднял глаза на Струана. И стал
