-- Бедняга думал, что у меня тоже когда-то была эта болезнь и чго я вылечился. Клянусь крестом Господним, если бы я знал лекарство от этой заразы, я был бы самым богатым человеком на свете.
-- Я прикажу заковать эту свинью в железо, мистер Струан, -- сказал старшина. -- Капитан Глессинг заставит его пожалеть, что он родился на свет.
-- Пусть просто принесут лопату, -- ответил Струан. -- Он мертв.
Наступившее молчание нарушил Купер.
-- Первый день и первая кровь. Плохой йосс.
-- Китайцы думают иначе, -- рассеянно заметил поблед-, невший Горацио. -- Теперь его дух будет охранять это место.
-- Плохой это знак или хороший, но бедолага действительно умер, -качнул головой Струан. Ему никто не ответил.
-- Да помилует Господь его душу, -- произнес он, повернулся и зашагал вдоль берега на запад к скалистому гребню, который спускался с горного массива и почти упирался в море. Дурные предчувствия обуревали его. Он пил свежий, чистый воздух, вдыхал запах соленых брызг. Это был плохой йосс, говорил он себе. Очень плохой.
Приближаясь к гребню, он почувствовал, что тревога его усиливается, а когда он наконец очутился внизу, в долине, где будет построен город -- он сам выбрал это место, -- Струан в третий раз ощутил, как его со всех сторон окружает глухая стена ненависти.
-- Господи, ты Боже мой, -- сказал он вслух, -- да что это со мной творится? -- Впервые в жизни он испытывал такой ужас. Стараясь подчинить его своей воле, он, прищурившись, посмотрел на круглый холм, где будет стоять его Большой Дом, и в этот миг вдруг понял, почему остров принял его так враждебно. Он громко рассмеялся. -- О, будь я на твоем месте, Остров, я бы тоже возненавидел меня. Тебе просто не по нраву мой план! Что ж, Остров, а ведь план хорош, клянусь Всевышним. Хорош, ты слышишь? Китаю нужен большой мир, и большому миру нужен Китай И ты -- ют ключ, который отомкнет нам его ворота. Ты понял это, как понял это я. И я добьюсь своего, и ты мне поможешь!
Прекрати, сказал он себе, ты разговариваешь как сумасшедший. Ну конечно, а что еще могут о тебе подумать, объяви ты всем, что тайная цель, которую ты преследуешь, состоит отнюдь не в том, чтобы разбогатеть на торговле и навсегда уехать отсюда. А в том, чтобы использовать эти богатства и власть и открыть Китай всему миру и в первую очередь -- британской культуре и британскому закону, с тем чтобы каждая сторона могла учиться у другой и развиваться дальше ко благу обеих. Да. Воистину мечта безумца.
Но он был убежден, что Китай может предложить миру нечто особенное, неповторимое. Что это было, он пока даже не представлял. Может быть, когда-нибудь ему суждено это узнать.
-- И нам самим есть что предложить, -- продолжал размышлять вслух Струан, -- если только ты захочешь принять это. И если наш дар не запачкается, переходя из рук в руки. На счастье или на горе, но ты теперь британская земля. Мы будем лелеять тебя, сделаем центром всей Азии, а это значит -- центром всего мира. Я торжественно посвящаю 'Благородный Дом' этой задаче. Если ты повернешься к нам спиной -- останешься тем, что ты есть сейчас -- пустым, безжизненным осколком голой осклизлой скалы -- и ты умрешь. И если 'Благородный Дом' отступит когда-нибудь от назначенной ему цели, уничтожь его, я благословляю тебя на это.
Он взошел на круглый холм и, достав из ножен кинжал, срезал две длинные ветки. Расщепив одну и воткнув ее в землю, он вставил другую в прорезь, так что получился грубый крест. Струан плеснул на него бренди и поджег.
Те на кораблях, кому была видна долина и кто заметил дым и пламя, потянулись за подзорными трубами. Они увидели горящий крест, Тай-Пэна подле него и суеверно содрогнулись, гадая, что за сатанинский обряд он там затеял. Шотландцы знали, что сжигание креста издревле являлось сигналом сбора для всех людей клана и для сородичей из родственных кланов, призывом к ним встать под крест на великую битву. И поднимать горящий крест мог только вождь. По древнему обычаю, будучи однажды воздвигнут где-либо, горящий крест обязывал клан защищать эту землю, пока останется жив хотя бы один человек из клана.
Глава 2
-- Добро пожаловать на борт, Робб, -- приветствовал младшего Струана капитан Исаак Перри. -- Чаю?
-- Спасибо, Исаак. -- Робб благодарно опустился в глубокое морское кресло, вдыхая резкий запах пропитавшейся солью кожи, и приготовился ждать, ибо никто на свете не мог заставить Перри торопиться, даже сам Тай-Пэн.
Перри налил чай в фарфоровые чашки.
Он был худощав, но при этом невероятно силен. В каштановых волосах переплетались и седые, и темные пряди, придавая им сходство со старой пенькой. Седеющая борода и шрам на лице завершали портрет капитана. Перри распространял вокруг себя запах просмоленной пеньки и соленых брызг.
-- Как прошло плаванье? -- поинтересовался Робб.
-- Отлично.
Находясь в капитанской каюте, Робб, как всегда, испытывал безмерное счастье. Каюта была просторная и роскошно обставленная, как и вообще все жилые помещения на корабле. Мебель для клипера изготовлялась из красного дерева, металлические части -- из латуни и меди. На паруса шел холст только самого высокого качества, веревки были всегда новые. Пушки в идеальном состоянии. Лучший порох. Тай- Пэн неизменно следил за тем, чтобы офицеры -- и матросы -- его флота имели лучшие каюты, получали лучшее питание и свою долю в прибыли; и на борту всегда находился врач. Наказание плетью было запрещено. За трусость или неповиновение и для матросов, и для офицеров существовало только одно наказание -- их высаживали на берег в ближайшем порту и уже никогда не принимали обратно. Поэтому и для тех, и для других считалось большой удачей попасть на корабль Струана, и ни на одном из его судов никогда не пустовала ни одна койка.
Тай-Пэн навсегда запомнил свои первые корабли, жизнь на полубаке и наказания плетью. И тех, кто приказывал его пороть. Некоторые из них умерли прежде, чем он сумел их разыскать. Тех, кого он нашел, он разорил. Не тронул только Брока. Робб не знал, почему его брат пощадил Брока. Всякий раз, думая об этом, он внутренне содрогался, ибо понимал, что каковы бы ни были причины, побудившие Струана так поступить, однажды наступит день расплаты.
Перри добавил в чай ложку сахара и сгущенное молоко. Он протянул Роббу его чашку и сел за рабочий стол красного дерева, внимательно посматривая на младшего Струана из-под нависших бровей своими глубоко посаженными глазами.
-- Мистер Струан в добром здравии?
-- Как всегда. Ты ожидал найти его больным?
-- Нет.
В дверь каюты постучали.
-- Войдите!
Дверь открылась, и Робб, изумленно открыв рот, уставился на молодого человека, стоявшего на пороге.
-- Господь вседержитель, Кулум, мальчик мой, откуда ты взялся? -- Он взволнованно вскочил на ноги, опрокинув чашку. -- Вот уж действительно 'очень важные депеши на борту' -- и, конечно же, 'Зенит'!
Кулум Струан вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Робб по-отечески обнял его и только тут заметил его бледность и впалые щеки.
-- Что с тобой, дружище? -- встревоженно спросил он.
-- Мне уже гораздо лучше, благодарю вас, дядя, -- ответил Кулум едва слышно.
-- Лучше после чего, малыш?
-- После чумы, бенгальской чумы, -- ответил Кулум, словно удивившись вопросу.
Робб рывком повернулся к Перри:
-- У тебя на борту чума? Ради Создателя, почему же ты не поднял 'Желтого Джека'?
-- Разумеется, у меня на борту нет никакой чумы! Чума была в Шотландии, с тех пор уже прошли месяцы.-- Перри вдруг замолчал. -- 'Багряное Облако'! Они что, еще не прибыли?
