– Управлять лошадью намного сложнее, чем ослом? – поинтересовалась она.
Де Готье застыл на месте. Ослом? Наверняка она шутит. Он медленно перевел глаза с заходящего солнца на девушку.
– Что?
– Ослом, – повторила она, гладя жеребца по крупу, – понимаешь, я ездила только на осле, а на лошади верхом я не сидела.
Издав громкий протяжный стон, Люсьен хлопнул по лбу ладонью. Принимая во внимание особое положение Александры в гареме, он думал, что она умеет управляться с лошадью. К тому же она хвасталась, что умеет ездить верхом так же хорошо, как Рашид.
Убеждая себя, что надо быть терпеливым, мужчина подошел к хвастунишке, стоявшей возле жеребца.
– Управление лошадью имеет много общего с управлением ослом.
Александра отвела глаза.
– Слишком мало этим сказано, хотелось бы подробнее.
– Да. – Взяв у нее из рук поводья, он повернулся к девушке, но слова застряли у него в горле.
Она не опустила на лицо чадру, и Люсьен впервые увидел сложные узоры, нанесенные на кожу для свадьбы. Но приковали его внимание ее глаза, в которых застыли горе, скорбь и отчаяние. Конечно, де Готье знал, что Александра тоскует, и всякий раз, когда на нее накатывало горе, он это чувствовал, однако не ожидал, что будет ощущать сострадание к ней.
– Когда ты собираешься поплакать? Девушка опустила глаза.
– Я не нуждаюсь ни в слезах, ни в утешениях, – гордо произнесла Александра, сверкая глазами, в которых предательски собирались слезы. – Не вижу необходимости в таком проявлении слабости.
Люсьен убрал волосы с ее лба.
– У тебя умерла мать, – мягко сказал он, – и не думай, что неприлично поплакать о ней.
Шмыгнув носом, девушка отошла от де Готье и встала рядом с лошадью.
– Ты думаешь, я не скорблю? – горько спросила она. – Я очень любила свою мать.
Он кивнул головой.
– И все же ты не позволяешь себе плакать, как другие женщины. Почему?
Она нервно запустила пальцы в спутанную конскую гриву.
– До тех пор, пока ты не появился, я мало что знала о слезах, – наконец произнесла девушка. – В доме Джаббара царили веселье и счастье, как мне казалось.
Люсьен прекрасно понимал, что для него очень важно соблюдать дистанцию, но его тянуло к этой несчастной девушке.
– Чтобы поплакать, вовсе не надо долго практиковаться, просто попробуй и все. – Он обнял ее за плечи, пытаясь успокоить.
Нырнув под его рукой, девушка отошла на несколько шагов и только потом обернулась.
– Может, я не хочу! Люсьен замотал головой.
– Нет, тебе лучше изводить себя этим придумыванием планов мести Лейле, чем оплакать свою мать.
Александра вскипела.
– Подумать только, Люсьен де Готье, ты даешь мне совет, в то время, как вся твоя жизнь сплошное изобретение уловок для того, чтобы напакостить Байярдам, – закричала она. – Не трать слов понапрасну, я все равно слушать тебя не буду.
«Да, с этой точкой зрения трудно не согласиться, – размышлял Люсьен. – Ему не следует давать ей советы, тем более, что он не оставил мысли использовать ее против старого Байярда». Но ведь сотрудничество и добрая воля Александры ему совершенно необходимы, чтобы спешно добраться до Англии. И если бы ей была известна истинная причина смерти матери, то, может быть, она отказалась бы от мысли вернуться в Алжир?
– Я надеялся, что мне не придется рассказывать тебе об этом, – проговорил он, – но твоя мать явилась соучастницей в покушении на собственную жизнь.
Соучастница? Гнев Александры начинал угасать, она вдумалась в значение этого слова.
– О чем ты говоришь? – потребовала она разъяснений.
– Сабина знала о яде, но он предназначался тебе, а не ей.
– Абсурд! Моя мать не могла сделать ничего подобного, – задохнулась девушка от негодования, – она истинная христианка!
– Нет, я не лгу. Сабина сознательно съела финики, чтобы доказать тебе, как опасен гарем. Самым ее сокровенным желанием было увезти тебя из Алжира.
– Значит, яд в финиках... Халид... – прошептала Александра, вспомнив отказ евнуха отдать ей последний плод. – Он знал... Это означало, что он и Лейла действовали заодно. Но такого просто не может быть. Или есть другое объяснение?
– Да, Халид знал, – подтвердил ее предположение Люсьен. – Он видел, как Лейла положила яд в финики, но, несмотря на его предупреждение, Сабина все же их съела.
