– Хотела бы я, чтобы он был посложнее, – пробормотала она.
Однако сам факт близости к Люсьену делал даже скуку прекрасной. Мечтая о руках, которые обнимали ее за талию, о груди, прижатой к другой груди, девушка послушно шла вперед, затем назад, ведомая де Готье.
– Мы не могли бы разучивать что-нибудь другое, чтобы танцевать поближе? – спустя некоторое время спросила она.
Люсьен бросил на нее быстрый взгляд.
– Поближе?
– Да, чтобы твои руки обнимали меня. Думаю, это будет более приятное занятие.
Он рассмеялся.
– Такие танцы английская знать не одобряет. И вообще такие развлечения запрещены всем, за исключением, может быть, простолюдинов.
– Но мы пока не в Англии, – резонно возразила она. – И какой вред может принести, если мы представим себе на время, что мы крестьяне.
Люсьен улыбнулся.
– Фарандола тебе понравится больше. Хотя вдвоем этот танец исполняют редко, но в нем много движения и много страсти. – В подтверждение своих слов он заставил ее сделать полный оборот, потом еще один и швырнул послушное гибкое тело вдоль палубы в такт музыке, звучавшей в его голове.
– Люсьен, – выдохнула Александра, когда де Готье пропустил ее через свою руку.
Не прилагая видимых усилий, он закружил девушку сначала в одну сторону, потом в другую.
– Нравится? Лучше, чем первый?
– Очень! – Она счастливо засмеялась. Интуитивно уловив ритм, девушка попыталась имитировать его движения. Очень скоро танец у нее начал получаться, осталось лишь запомнить полдюжины фигур, затем возвращаться к первой. Фарандола оказалась более интересной, чем скучный и манерный танец светских дам, хотя и она уступала эротическим, зажигательным танцам гарема.
– Не можем ли мы исполнить крестьянский танец еще раз?
– Еще теснее прижимаясь друг к другу?
– Да. Думаю, команда не будет возражать. Когда Люсьен, наконец, решился и прижал Александру к груди, его глаза опасно заблестели.
– Хорошо, только один раз и никогда больше, особенно в Англии.
Девушка кивнула, закрыла глаза и отдалась во власть своих ощущений. Тело мужчины скользило вдоль ее тела, прижималось, отстранялось, затем прижималось вновь, пальцы сжимали ее пальцы, рука, лежащая на талии, скользнула ниже и покоилась на пояснице, напоминая об их первой ночи. Казалось, что они снова занимаются любовью.
– Еще, – потребовала Александра, когда они закончили танцевать.
Приподняв брови, Люсьен широко улыбнулся и повел девушку в сгущающийся сумрак, где их никто не мог увидеть. Здесь он прислонил ее спиной к мачте.
– Минуточку...
Она приложила голову к деревянной мачте и взглянула в глаза Люсьена, опушенные густыми ресницами.
– Ты собираешься поцеловать меня сейчас? – поинтересовалась девушка, и от ожидания ласкового прикосновения его губ у нее перехватило дыхание.
Ответом на вопрос было то, что он наклонил голову и прижался губами к ее зовущему рту. Раздвигая ее губы языком, Люсьен наслаждался поцелуем, пьянея от страсти, как другие от вина.
Александра, застонав, запустила пальцы в бронзовые волосы гиганта и прижалась к нему всем телом.
– Моя, – низким, прерывающимся голосом проговорил он, слегка укусив ее за нижнюю губу.
Его? Правильно ли она расслышала? К несчастью, он не дал ей времени задать вопрос и узнать ответ, неожиданно прервав поцелуй. Он вытащил ее на палубу и начал другой танец.
«Позже», – решила Александра, отдаваясь во власть магического действа. Позже она узнает, что он имел в виду.
Де Готье любил девушку в танце, то, как она плывет в его руках. Именно ее он ждал все эти годы, хотя и не надеялся уже когда-нибудь отыскать. Мечты редко воплощаются в реальность.
С наступлением ночи Люсьен дал себе клятву больше никогда не думать об Александре как о Байярдовом отродье. С этого самого момента она для него просто Александра, хотя с ней все далеко не просто. И змеей в сознание вползла нелепая мысль, что, возможно, эта девушка явится ключом к решению проблемы отношений Байярдов и де Готье.
Натанцевавшись, устав, с желудком, полным всякой дряни, которую она ела только из вежливости; Александра вошла в полуосвещенную каюту и внезапно остановилась.
– Что-то не так? – спросил Люсьен, стоя за ней.
– Здесь уже два матраца, а был всего один. Люсьен закрыл дверь.
– Да, вторая постель моя, – произнес он таким тоном, будто не произошло ничего необычного.
