— Зачем… — Вилена чуть брезгливо покривилась. — Это мать травами лечит, у нее это семейная традиция. А мне не нравится. Люди о своем здоровье не заботятся, угробят его, а потом идут, слезы льют — лечи их. Смотреть противно. Отцу моему за шестьдесят перевалило, а он всю зиму в полынье купается, и пройти ему за день полста километров ничего не стоит.
— Ну, не все же специально здоровье гробят…
— Да все я понимаю… Но я тайгу люблю. Не желаю я в аптеке сидеть, и все тут. И потом, вы же сами себя и опровергаете.
— Это как? — Удивился Павел.
— А ваши увечия. Любой другой сидел бы дома на инвалидности, и чах помаленьку. А вы не только на ноги поднялись, но и такое себе здоровье накачали, смотреть страшно! Я же вижу, как вы по утрам камни швыряете. Такие камешки двум здоровым мужикам не поднять, а вы на пять шагов кидаете…
— Ну уж, так и на пять… — смутился Павел, и, стараясь перевести разговор со свей персоны на другое, спросил: — Ты куда нибудь поступать собираешься? У тебя, вроде, медаль?..
— Ага… Золотая… — она на секунду задумалась, взвешивая на руке туго набитый мешок с травами, потом проговорила: — Да вот, хотела как отец, в заповеднике лесником работать.
— А что, леснику знания не нужны?
— Нужны… У отца-то, высшее образование. И я буду поступать… — она помедлила, будто принимая окончательное решение. — В Университет. Раньше не хотела, думала там все такие, как Гонтарь. Ну, и как остальные…
— Кто, остальные?
— Да эти, ученые…Только и разговоров; как диссертацию сделать, да как потом устроиться на хорошее место. Гонтарю вообще лучше на дороге не попадайся — затопчет.
— Вот как?! И откуда знаешь?
— Знаю… — уклончиво обронила она.
— А теперь что, думаешь, не все такие?
— Вы вот, другой.
— Это какой же, другой? У меня ведь тоже цель, диссертацию написать, а потом устроиться…
— Это не цель у вас, а средство…
— Вообще, верно… — протянул он потрясенно. — Ты что же, ведьма?
— Ага, — обронила она безмятежно, — это у нас семейное. По вас же сразу видно, вы тайгу любите, потому и ясно, что диссертация для вас средство. У вас же без диссертации, и не человек вроде… Мой отец уже полторы сотни статей опубликовал в научных журналах, и никто ему кандидатскую степень присваивать не собирается. А другой кандидат наук, кроме никому не нужной диссертации за всю жизнь ничего не напишет, и ничего нового науке не даст, но до самой пенсии деньги за кандидатство получает.
— А что твой отец заканчивал?
— Охотоведческий факультет. И то заочно.
— А Гонтарь знает, что твой отец наукой занимается?
— Еще бы! И даже частенько у него идеи и темы ворует…
Павел протянул:
— А я все голову ломаю, откуда на таежном кордоне такая библиотека…
— Ну, библиотека-то в основном от дедушки осталась… Отцовы книги все больше научные.
— А кто был твой дедушка?
Вилена вскинула голову, с вызовом бросила:
— Врагом народа!
Павел хмуро проворчал:
— Будто я не знаю, кто были враги народа…
Вилена опустила голову, пригорюнилась:
— Он был профессором филологии… А просидел в лагере семнадцать лет. Они с бабушкой в Ленинграде жили, революцию дедушка с восторгом встретил. Но потом, чем дальше, тем больше, понимал, что простому народу, да и интеллигенции, стало хуже, чем при царе. Ну и где-то, кому-то высказал свои соображения… Хорошо хоть не расстреляли… Бабушка за ним в Сибирь поехала, старалась держаться поближе к лагерям, в которых он сидел, все ждала, что на поселение отпустят. В деревенских школах детишек учила. Может, оно и к лучшему так получилось, а то бы в блокаду с голоду умерла вместе с родителями своими… Дедушку только по амнистии освободили, в пятьдесят шестом. В Ленинград они с бабушкой так и не вернулись, поселились на Алтае, понравились почему-то ему эти места. Преподавали в сельских школах. Бабушка у меня до сих пор жива. И дедушка бы жил, если бы не лагеря… Он до конца своих дней считал, что Сталин извратил учение Ленина, и что коммунизм — единственно верный путь развития человечества.
— А почему у тебя такое странное имя? — спросил Павел.
Вилена пожала плечами:
— Бабушка говорит, что меня так дед назвал. Ну, Вилена — Вэ И Ленин, созвучно. А потом оказалось, что это старинное русское имя, только редкое. А мать с отцом меня Ленкой зовут, им так привычнее. Отец тоже верит, что наши государственные деятели рано или поздно вспомнят Ленина не только на словах…
— Ну, знаешь!.. — и Павел не нашелся, что к этому добавить.
Она насмешливо глянула на него:
— А вы что, с луны свалились? Это у вас в Университете анекдоты травят по курилкам и про Ленина со Сталиным, и про Брежнева, а на людях на полном серьезе 'Малую землю' с 'Целиной' конспектируют. Но вот в наших местах многие в коммунизм верят. Отец однажды чуть вертолет не сбил из карабина…
— А при чем тут коммунизм?.. — ошарашено спросил Павел, ничего не понимая.
— При том… Браконьеры прилетали на охоту. Вы ж понимаете, что простые браконьеры на вертолетах не летают. Отец писал куда-то, директору заповедника говорил, что если опять прилетит, то непременно его собьет. Так директор его чуть из заповедника не выгнал. Хорошо, отца тут каждый знает, да и дедушку помнят. Вот и скажите мне, что это за социализм такой, если для кого-то законы есть, а для кого-то не писаны? И так везде и всюду. И попробуй, где скажи, или напиши в газету. Обвинят черт те в чем: в антисоветизме, оппортунизме, низкопоклонстве… Все по Марксу. Он еще в своем 'Манифесте' писал, что для бюрократа все государство в личной собственности. И бюрократ всякую критику в свой адрес воспринимает, как посягательство на свою личную собственность, то есть — на государство. Каково? — она выжидательно поглядела на Павла.
А тот с ужасом понял, что ничего этого не помнит, хоть и сдавал кандидатский минимум. Вот так таежная деваха!
Назад шли нагруженные мешками с травой. Коллекции Павла занимали только один мешок, а тащить пришлось целых три. Он приторочил их к рюкзаку, и со стороны, наверное, сам казался мешком на ногах.
До кордона осталось день пути, солнце клонилось к закату. Павел, как робот, шагая за Виленой, спросил:
— Не пора ли на ночлег устраиваться?
Она коротко бросила через плечо:
— Рано еще…
Павлу показалось, что она с нетерпением посматривает вперед, а вскоре и выяснилась причина ее нетерпения; из-за поворота тропы показался человек, и Павел тут же узнал Андрея Степановича. А Вилена радостно воскликнула:
— Вот теперь пора и на ночлег устраиваться!
Помогая Павлу освобождаться от поклажи, Андрей Степанович, посмеиваясь, говорил:
— Ну, вертихвостка, захомутала таки мужика…
— Ничего, мне не тяжело, — проговорил Павел, растирая плечи, нарезанные лямками рюкзака, — а помогла она мне здорово…
Привычно принялись готовить ночлег. Вилена, прихватив удочку, ушла к речке. Раскряжевывая в два топора сухостоину, Павел с лесником перекидывались ничего не значащими фразами, но что-то потянуло
