владеет. Но мы их как-то к своему цеху и не особо относим…
– А Гольдман? – спрашивает, напоминая давний громкий взрыв в самом центре Москвы. – Нашумевшая история была…
– Господи, – морщусь, – капитан, не надо пробивать меня на гнилые базары. Кто и за что конкретно убил Борю Гольдмана – знают, наверное, все. Кроме милиции. Да и та наверняка знает. Только говорить не хочет. Так что давайте лучше о Ростике.
– Давайте, – соглашается. – Вы его опознать сможете?
– Конечно, смогу, – отвечаю. – Мы же с ним столько лет приятельствовали. Да и работали когда-то вместе…
– А что расстались? – интересуется.
– Расстаются, – жму плечами, – с женщинами. А с Ростиславом мы просто работали, пока обоим было выгодно. А потом он решил, что вырос.
– И правда вырос? – спрашивает.
– А Бог его знает, – отвечаю. – Я в его дела не лез. Но, судя по всему, не бедствовал…
– Понятно, – говорит. – Ну что ж, тогда – на опознание? Трупов не боитесь?
– Да что их бояться, – усмехаюсь. – Бояться живых надо…
– Мудрая мысль, – хмыкает. – И где ж таким учат?
– А «за речкой», – говорю, – в когда-то демократической, а сейчас исламской республике…
– Вот как?! – удивляется. – Интересно. Я там тоже служил…
Пожали друг другу руки, он пригласил понятых, и мы пошли в комнату.
Ростик лежал на полу.
Половины лица – просто не было…
…Блин, какая же все-таки хрупкая и ненадежная вещь – человек.
Кто сильней: здоровенный, атлетически сложенный парень весом под сто кило и без единой капли жира под гладкой упругой кожей, или маленькая железяка весом всего-то в девять граммов?
Вопрос, что называется, риторический.
– Он это, – говорю, – разумеется. Если хотите убедиться – на плече тату. Наколка, в смысле. Японские иероглифы. Три штуки. Что они обозначают, не обессудьте, не знаю…
Кивает, сдергивает рубашку с плеча.
Вот они, родимые.
– Дмитрий, – спрашивает, – вы у него здесь часто бывали?
Отрицательно мотаю головой.
– Очень, – говорю, – редко. Пару раз с Машкой забегали, чаю попить. В наших кругах не принято в гости друг к другу ходить. Как правило, все на нейтральной территории встречаются: в барах, ресторанах…
– Понятно, – говорит. – А Машка – это жена?
– Жена, – киваю.
– Она с ним тоже общалась?
– Постольку-поскольку, – говорю. – Она эту часть моей компании не очень-то жаловала…
– Извините, – говорит, – за некорректный вопрос. А между ними ничего не могло быть?
Я, несмотря на то, что в комнате еще лежал покойник, чуть не заржал в голос.
– А вот это, – смеюсь, – капитан, полностью исключено. И не потому, что я нахожусь в плену иллюзий по отношению к собственной жене, в этой жизни всякое бывает. Нет, по другим причинам…
– Он что, голубой был? – спрашивает с интересом.
– Да нет, – жму плечами, – не голубой. Просто дико не любил осложнений в собственной жизни. Поэтому жены и подруги приятелей для него были табу. А так – ему моделек и актрисок молоденьких вполне хватало…
– Понятно, – кивает. – А с кем он в последнее время встречался?
– С этой, – морщусь, – Надей из МХАТа. Телефона, извините, не знаю. Но найдете легко. Или сама проявится…
– А что морщитесь? – спрашивает.
– Да, – говорю, – тупая она, как сибирский валенок. И пить не умеет. Как нажрется, ко всем мужикам подряд в трусы лезть начинает. Прямо на глазах у их жен и подруг.
– У вас с женой были скандалы по этому поводу? – интересуется.
– Да нет, – отвечаю. – Что, Машка, дура что ли?! Я онанизмом не занимаюсь…
– А он? – кивает в сторону тела.
– А его, – жму плечами, – видимо, устраивало…
– Понятно, – говорит.
Помолчали, я закурил.
– Дмитрий, – вздыхает, наконец.
Потом тоже закуривает.
Потом снова вздыхает.
– У меня к вам огромная просьба. Вы не могли бы посмотреть его вещи? Нет, я понимаю, что вы здесь не часто бывали. Он, похоже, вообще сюда мало кого приглашал, мы и вас-то по номеру телефонному в его мобильнике вычислили. Но вдруг… Вдруг что-то в глаза бросится…
– Хорошо, – отвечаю, – посмотрю.
И пошел.
Потрогал руками письменный стол.
Солидный такой стол.
С чувством собственного достоинства.
На нем, как всегда, бумаги валяются. В известном только одному Ростику порядке.
Кто в них теперь разбираться будет?..
Книга у дивана, раскрытая обложкой вверх.
Дэн Браун, «Код да Винчи».
До середины не дочитал.
Я ее где-то с месяц назад одолел.
Ничего особенного.
Пятачок за пучок.
Сказка о потерянном времени…
А вот Пелевина, который на столе лежит, он явно дочитал.
Я – так и не смог.
Это, скорее игра, головоломка, компьютерная инсталляция.
А для меня книги – живые, и то, чем Пелевин занимается в последнее время, – труположество.
Некрофилия.
Не хочу…
…Фикус в горшке не поливали уже, наверное, пару недель. Странно, у него же вроде домработница…
Или выгнал?
Там же, в горшке – несколько бычков.
В том числе пара «беломорин».
Привет славному городу Амстердаму.
Не знал…
Свитер на кресле.
Само кресло, кстати, – дико неудобное, с резными деревянными ручками и очень прямой и жесткой спинкой.
А ему нравилось.
Музыкальный центр.
Интересно, а что он слушал?!
Тьфу, говно какое…
Книжные полки.
