тупости, недоумия — чем сознательная и обдуманная…
Или… они в самом деле смотрят на это так, что студент должен быть «повязан» кровавой жертвой, нравственным падением, полагающимся по программе? А хочешь остаться с чистой совестью — уходи, не претендуя на диплом, который даётся через кровавое жертвоприношение? К тем, кого они наверняка считают дураками, слюнтяями, и наивными мистиками… Возможно. Но — как он, Кламонтов, мог забыть об этом? За своими студенческими бедами и проблемами не задуматься: чего стоит лабораторным животным его учёба здесь? И более того — готов был ухватиться за любую возможность удержаться в качестве студента! Хотя — что они смогут дать сверх старых догм и представлений? И ради чего? Тex всё равно провалившихся, неосуществимых и глубоко греховных замыслов? И… если бы не сегодняшнее происшествие — у него не возникло бы мысли сойти с накатанного пути, с этого конвейера, который так и нёс бы его дальше от одной лабораторной работы, одной зарезанной лягушки — к другой? И он не смог бы решиться на единственно правильный и достойный в его положении шаг?
Увы, это так. И им всем тут — проще тупо повторять старое варварство, чем обратиться к чему-то новому — и он проявил себя не лучшим образом. Даже не вспомнил о том, о чём должен был в самую первую очередь. О страданиях невинных живых существ, которыми оплачена эта пустая, жвачка устаревшего и пустота якобы великих и дерзновенных замыслов… Но всё-таки — что это было? Ведь он как учёный — пусть только начинающий, вернее, пока несостоявшийся — не может не задать этого вопроса. Тем более — дело касается лично его. И трудно поверить, что наяву кто-то мог принимать облик разных преподавателей, а лягушка резала декана — который сам частично оказался лягушкой… (Хотя нет, то — уж точно во сне. Но остальное…)
«Не о том думаешь», — снова, как тогда прозвучало в глубине сознания Кламонтова.
Не о том? А правда — не о том. Потому что не это сейчас главное. Не физические механизмы происходящего — а нравственная суть, не то, как оно возможно — а что означает. Истинная цена здешнего диплома для него самого, его «ценность» для общества, глубина интеллектуального и духовного падения тех, от кого зависит получение диплома. И, стало быть, это…
Конечно! Как он не понял сразу?
Только недостаток кислорода заставил Кламонтова сделать судорожный рефлекторный вдох. Оказывается, он был настолько ошеломлён внезапной догадкой, что какое-то время даже не перевёл дыхания. И тут же, спохватившись, он осторожно обернулся, чтобы проверить — не один ли он в аудитории. (Странно — почему не подумал сразу, как только проснулся?) Но аудитория была пуста, на партах не лежало даже ничьих сумок или конспектов, что означало: занятий или экзаменов в ближайшее время здесь не предвидится. Ничто не мешало собраться с мыслями, сосредоточившись на так ошеломившей догадке…
Контакт… Неужели это он и есть — контакт с иными мирами, высшими сферами? То, о чём столько слышал и читал — но не переживал сам, удивляясь, почему такое происходит с людьми, казалось бы, менее подготовленными и меньше способными понять, а с ним — нет? И вот удостоился-таки контакта — в форме видения-аллегории, видения-предупреждения? Но как же, оказывается, был самоуверен насчет «менее подготовленных» — и только тут понял, сколь менее готов сам. Другой на его месте давно покинул бы такой вуз, тем самым доказав, что духовно готов, даже если менее подготовлен образовательно — а он, отличник, с его знаниями и устремлениями, ещё чего-то ожидал… Вот ему и дали понять — не как готовому к миссии контактёра молодому учёному, а как заблудшему и запутавшемуся последователе чужих грехов и ошибок — чего стоит это ожидание. Ни для чего большего он, получается, ещё не созрел духовно. А это было испытание — и что оно выявило, надо честно, без обиды, признать…
И тут взгляд Кламонтова упал на раскрытую зачётку — и что-то шевельнулось в сознании. Что-то нехорошее, нечистое, недостойное — и уж особенно в такой момент… Кламонтов попытался отогнать это чувство, подавить, убрать из сознания — но оно всплывало снова, отравляя осознание контакта как предупреждения, знака судьбы — и заставляя думать: что же в нём настолько несовершенно, порочно, чтобы в этот момент прорвалось низкими, недостойными сомнениями?
Зачётка… Неужели — это из-за неё он мог усомниться в праве Высших поступить так? Хотя что она значит теперь — когда наступает эпоха высшего духовного познания и высшей космической нравственности, в которую зачетки и дипломы будут анахронизмом, музейными экспонатами? А уж как будет выглядеть человек с дипломом биолога — учитывая, что ему пришлось пройти, чтобы этот диплом получить… И как он, столько размышлявший о совершенном и высокодуховном человечестве, сам выглядел бы в нём с таким образованием? Так в чём он сомневается? Ведь он уже знает, что есть высшие учения, в которых ему откроется несравненно больше — и не такой нравственной ценой! Ему предлагается прикоснуться к высшей мудрости, сохранив при этом чистую совесть — а он сомневается из-за зачётки: могли ли, мол, Высшие пойти на такое? Его предостерегает от роковой жизненной ошибки, дают шанс сойти е ложного, ведущего к падению, пути, обрести истинных учителей и под их руководством вступить на путь Истины и Блага, а от него в ответ — мелкие, недостойные сомнения? Как он мог даже на мгновение подумать о таком? Тем более — они и сейчас наверняка слышат его мысли… И каким он предстаёт перед ними — если все его высокие стремления могут споткнуться о такую малость, как зачётка? И… если они вообще отвернутся от него, решив, что он не стоит их усилий? Как тогда самостоятельно найти путь к очищению от уже совершённых в неведении грехов, как определить, где и когда начать всё снова с нуля, со смиренного ученичества? Если, возможно, он уже покинут, оставлен Высшими из-за мимолётной мысли о зачётке? А то — будто пропало чьё-то внимание к его мыслям, бывшее несколько секунд назад…
Кламонтов почувствовал отчаяние… Но — неужели он столь греховен и несовершенен, что Высшие не видят смысла вести его к духовному восхождению? Неужели только и достоин быть оставленным на распутье? Но ведь он искренне желал земному человечеству блага! И просто не обладал достаточными знаниями, чтобы понять, чем могли обернуться его идеи на практике! И даже не представлял — знаний о чём именно ему не хватает, и где и как их получить. Но и сделать что-то реальное во зло, к счастью, не успел…
…«Почему вы ищете каких-то особых путей?» — вдруг опять будто произнёс чей-то голос в глубине сознания.
А это — о чём? Кламонтов даже невольно обернулся, словно ища ответа. Но нет — кажется, какое-то воспоминание… Хотя тоже, случайно ли?
…«От вас уходит ваша самость. Вы парите на грани бытия и сознания…» — снова зазвучал в памяти размеренный гипнотический голос.
Но — что это? Откуда? Кламонтов почувствовал, что должен вспомнить…
«…и ощущаете, как поток неизречённой космической воли вливается в вас… Вы уже не принадлежите себе…»
И тут в памяти будто проявилось видение какого-то собрания. Полутёмная комната, какие-то люди, усевшиеся в круг на полу и ритмично покачивающиеся в такт звучащей откуда-то музыке… И среди них… он, Кламонтов? Ну да, он видел всё так, будто сам был в этом кругу. А в центре стоял… гуру, или как его… В общем — руководитель этого собрания или медитации. Но — где и когда это могло быть?..
… — А что же ты не паришь на грани бытия и сознания? — испытующе спросил гуру, в упор глядя на Кламонтова.
— Не получается… — ответил… он? Ну да — он же не мог не узнать свой голос… — И что, я так и не смогу войти в контакт с Высшей Реальностью?
…Не может быть. Не было с ним такого… Но откуда — само воспоминание? Хотя раньше как будто и не помнил подобного…
…— Так ты готов? — бесстрастно переспросил гуру, всё так же глядя в упор.
— Думаю, что готов, — ответил Кламонтов. (Или снова — как бы услышал свой ответ со стороны? Но нет — он знал, о чём речь, и что собирался делать. И не испытывал ни тени неуверенности или сомнения…)
— Прямо сейчас? — переспросил гуру, как видно, всё ещё не веря в его решимость.
— Так я на это и рассчитывал, — ответил Кламонтов. И правда — он давно уже продумал это шаг,
