паразитируют, без того, к чему можно придраться, когда оно уже совершено человеком? И сами подумайте — что они несут людям? Физические и нравственные муки, насилие над самой человеческой природой? Чего вам ждать от тех, кто из века в век внушают разным народам несовместимые между собой системы представлений о Мироздании, отвлекая умы люде на толкование того, что спустя ещё века, с развитием науки, оказывается неправдой? И — кто веками же пытаются внушить вам как цель вашего существования либо рабскую покорность себе как владыкам, либо бессмысленно тупое блаженство, но всегда — утрату человеком самостоятельности и достоинства, и в конечном итоге — распад, угасание его как личности и как носителя разума? Подумайте — и поймите: кому-то вполне реально неугоден ваш разум — и этот кто-то хочет, чтобы вы были скованы тупой покорностью, страхом, смирением, считали каждую свободную мысль кощунством — и ограничили свою жизнь насильственными лишениями и повторением бессмысленных заклинаний! Но почему именно мы, люди, а не этот кто-то, должны насиловать и ограничивать себя? Ведь, если мы просто раздражаем кого-то — откуда следует, что прав он, а не мы? Особенно — если он может лишь отрицать всё человеческое, но что такое он сам без наших дел и мыслей? И чем он, фактически вторичный в сравнении со всей нашей деятельности, к которой он подходит с позиций национально ограниченного раздражённого тирана — выше нас, людей? И нам с вами от них, я еще раз повторяю, ждать нечего! Никакими унижениями и самоистязаниями не снискать их милость. Они хотят заполучить человека только целиком, без остатка: ничего — себе, ничего — другим людям, всё — им и только им! Они требуют к себе любви в сочетании со страхом перед ними же — значит, им ничего не стоит в любой момент превратиться из покровителей человека в его врагов, насильников над ним! Но тогда это — уже не наша, не человеческая любовь, а что-то совсем иное! И мы должны защитить наш мир от них — вместо того, чтобы отдавать им свою энергию на разрушение нашего мира через ожидание каких-то благодеяний или справедливости с их стороны! Тем более — что и множества душ, вырванных из своих тел, которые в панике и ужасе мечутся сейчас по загробному миру, совсем непохожи на получивших благодеяние или удостоенных справедливости! Да и вы вряд ли назовёте справедливостью то, что случилось с вами…
— И… вы сами видели эти души в загробном мире? — спросил из толпы уже старческий голос.
— По крайней мере, один из нас, собравших вас здесь, видел их, — уже напрямую, не как ангел, а как человек, решился признаться Герм.
— А… сами вы вообще — кто такие? — снова раздался тот детский голос. — И кто из вас их видел?
От этого у Джантара всё похолодело внутри. Хотя вопрос был закономерен — и они заранее обсуждали возможный ответ… Но тут он прозвучал после слов, которые относились к нему, Джантару — и что Герму оставалось делать? Ведь и уклониться от ответа было нельзя…
— Его зовут Тукар Саум, — не растерялся Герм, должно быть, полагая, что, назвав это имя, ничем не рискует. — Теперь, когда я назвал его, вы больше верите нам?
— Люди… — донёсся ещё чей-то потрясённый — и похоже, также старческий голос. — Это правда… Такой человек был… Я по профессии историк, я знаю… Верьте им, они говорят правду! Только подождите, — спохватился говоривший это. — Он же считался погибшим в том бою в Кильтуме… А так получается — он ещё жив?
— Так вы… тоже люди Фархелема? — спросил всё тот же детский голос. — Такие же люди, как мы? Но вы видите души умерших, и даже говорите с ними? Или как?
'Всё… Вот и момент истины… — понял Джантар. — И что теперь?'
— Скажу вам так: Гиял Хальбир тоже говорил, что не обязательно быть иным, сверхчеловеческим существом, чтобы творить чудеса, не так ли? — и тут почти сразу нашёлся Герм. — И — что сам человек может творить их энергией своего духа? А люди называли его святым, когда видели творимые им чудеса — но что было, когда он сказал, что какие-то высшие силы не должны решать за человека всё?
'Остановись! — будто какой-то мысленной судорогой пронзило сознание Джантара. — Ты говоришь то, чего они не знают!'
— Правда, этого нет в канонах, — продолжал тем временем увлёкшийся Герм, — но я помню и подтверждаю вам: да, гонения на Хальбира начались именно с этого! А дело в том, что вы, люди, почему-то согласны признавать лишь всемогущие покровителей — и не любите, когда вам говорят, что и от вас требуются какие-то усилия! Но вот подумайте: что делать всем остальным в мире, где есть кто-то один, всемогущий и всеведущий? Зачем в таком мире кто-то другой со своей волей? Где поле деятельности того, другого, где область приложения его сил — если тот один знает и может всё, и этим уже как бы исчерпал собой всю полноту своего мира?
— Герм, не надо так! — громко зашептала в открытое окно Фиар. — Тут собрались не философы и не богословы! И речь — совсем не об этом!
— Ты… помнишь Хальбира? — раздался чей-то взрослый голос, подтверждая правоту Фиар. — Так кто же ты сам? И если ты — человек, сколько тебе лет?
Какое-то общее напряжение охватило всех восьмерых, слушавших речь Герма из кабинета этажом выше. Да, что-то пошло не так. То ли Герм опасно отклонился от так тщательно и трудно выработанной последовательности изложения, то ли сама эта последовательность себя не оправдывала…
— Да, год рождения — 7296-й, — не раздумывая, бросился в очередное признание Герм. — Тот же, кого вы видели на ночной дороге как ангела, пришёл в этот мир ещё раньше — в 7220-м. Хотя это, конечно — не в одной жизни… И с тех пор мы оба успели покинуть этот мир и вернуться сюда снова, причём он, в отличие от меня — даже дважды… И пусть вы ожидали услышать, что- то иное — но у нас здесь в общем такие же человеческие тела, как и у вас. И мы так же приходим сюда в облике людей, и так же возвышаемся обратно…
'Но как поймут это? — сквозь какое-то острое, резкое беспокойство подумал Джантар. — Люди другой расы, других убеждений!'
— Но как — 'так же'? — недоверчиво переспросил уже другой взрослый голос. — Что вы имеете в виду? Вы, что — какие-то не совсем люди, или как?
— Нет, почему? Мы — тоже люди, — теперь уже прямо подтвердил Герм. — A вы согласны слушать лишь иных, нечеловеческих сущностей? Лишь их какую-то высшую волю? Хотя быть человеком — не так уж мало, о чём свидетельствует и сама сила чьего-то противостояния нам, людям, в борьбе за наши души! Ведь если всю нашу сознательную историю какие-то враждебные нам силы так упорно борются со всяким проявлением нашего, человеческого свободомыслия, действуя и страхом, и ложью — то получается, мы что-то значим для них!
— А сами эти враждебные силы — кто они такие? — спросил уже другой детский голос.
— Мы полагаем, что это — могущественные духи животного происхождения, — ответил Герм. — Они как-то сумели обрести большую мощь — но сами не были людьми, и потому не понимают людей. Хотя могут быть и злые люди — чёрные маги этого мира, ушедшие туда вместе со всей своей силой и своим злом, и продолжающие оттуда вредить людям, оставшимся здесь… Но суть в том — что всем им ненавистна свобода человеческого духа, его уверенность в себе, знания и свобода творчества! И потому они так стремятся свести всё к какому-то одичанию, к покорности себе…
— Так эти взрослые со своими 'регионами по вероисповеданию' — совсем дураки, что ли? — раздался ещё один детский голос. — Они, что, сами не понимают всего этого?
— Помолчи там, не дорос ещё, — привычно откликнулся кто-то из взрослых, но явно неуверенно. Однако голос показался Джантару знакомым. Где мог слышать раньше? Не… также ли — в тот раз, на набережной?
— Сам помолчи, церковный прихлебатель, — ответил уверенный голос каймирца средних лет. — Ещё всех соседей агитировал поджечь дом — с перепугу, что иначе в. рай не попадёт! А ты хоть знаешь, что там за рай?
— Нет, ну так… что это получается? — ещё менее уверенно начал тот. (Точно — он тогда из-за чужих спин рассуждал о причёсках и одежде школьников…) — А… мы потом куда попадём? Мы, обыкновенные люди нашей веры?
— Там есть много разных миров и состояний, — снова повторил Герм. — И, насколько нам известно — куда попадёте именно вы, зависит прежде всего от вашего сознания, от образа ваших мыслей…
'Да, и как кстати пришлось, — не мог не отметить Джантар. — Пусть вспомнит те свои мысли — и подумает, куда они ведут…'
