климатический период жен, и семья выдергивает этого человека. Вроде бы нас устраивает, вот ему там тридцать лет, пять лет отработал, дошел до уровня, когда начал зарабатывать деньги, и нажил себе проблему, почему? Потому что, принося деньги домой, он не может обеспечить своей жене нормальных возможностей их потратить. Если у женщины появились деньги, то нужны развлекательные инфраструктуры, салоны красоты, фитнес-центры. И отсутствие этого бьет по нам сильнее всего, потому что самые лучшие ребята… их труднее всего искать. Вот такого рода проблемы постоянно существуют.
Теперь понятно куда идут эти колоссальные благотворительные инвестиции в десятки миллионов долларов ежегодно. Интересно, знают ли об этом критиканы.
– Обычно в среднем каждый год мы тратим несколько десятков миллионов долларов на помощь в социальной сфере.
Я представила себе эту сумму в доступных моему пониманию предметах люкса и по-пролетарски воскликнула:
– Фантастически много!
– Не фантастически много, – возразил Абрамов, – поскольку у нас есть Нижний Тагил – это четыреста двадцать пять тысяч населения, в Новокузнецке – почти шестьсот тысяч, а дальше города поменьше, такие, как Качканар, – это восемьдесят тысяч, в Междуреченске – пятьдесят тысяч… На самом деле это приблизительно один миллион двести тысяч человек, поэтому это не так много. Сегодня основной дискомфорт, который мы испытываем, – это то, что существующая система межбюджетных отношений оставляет эти города без наших налогов. Мы же платим в основном федеральные налоги или так называемые областные. А сюда они уже не возвращаются, и мы уже начинаем говорить: так, ребята, давайте мы дадим 50% и вы 50%, в виде, так сказать, какой-то субвенции из консолидированного областного бюджета, давайте вы тоже вложитесь, и давайте там дороги отремонтируем?
В этом месте я вспомнила определение слова «олигарх» и увидела позитивные моменты сращивания власти и капиталов. Не удержалась от журналистских штампов и спросила, можно ли господина Абрамова считать «хозяином» целого ряда российских городов.
– Вы знаете, – категорически отмахнулся он, – мы целенаправленно отбивались, у нас нет ни одного нашего представителя, которого мы делегировали бы в мэры или в вице-мэры. Я считаю, что это вредит нам прежде всего потому, что у нас цели меняются. Например, у нас хорошо получается управлять горнолыжным комплексом, который мы построили в Таштаголе, но мы его продали, потому что мы свиней выращивать не должны, мы не должны развивать гостиничный бизнес, хотя, может, у нас и лучше получится. Прежде всего потому, что это приводит к эффекту мультиплицирования целей. Если вы хотите развивать горнолыжный бизнес, то это должно быть на уровне акционеров, как инвесторов, которые инвестируют в этот бизнес, создают его на ровном месте. А если сталелитейная компания становится источником инвестиции кадров, это бред.
Я вспомнила многих его коллег-олигархов, которые с этим не совсем согласны и, активно диверсифицируясь, развиваются вширь. Абрамов считает, что это неправильно, и я с ним с удовольствием согласилась. И не только потому, что он мне все больше и больше нравился.
Мне очень хотелось спросить его о коррупции. В советское время она носила понятный каждому из нас характер. А как она развивалась последние годы в России? Насколько это сейчас актуально?
– До начала 90-х годов сформировались такие обычаи делового оборота, которые не совпадали с перечисленными в десяти заповедях. Это был период страшно коррупционный, потом все стало затихать, и коррупции стало меньше.
Я поинтересовалась, приходилось ли лично ему брать или давать взятки.
– Начнем с того, что почти с самого начала, в силу разных причин, последние много лет, лет десять, у меня боятся их брать только потому, что люди не понимают всей обширности моих связей. Я просто угрозой являюсь.
Неужели кто-то думает, что если человек дает взятку за что-то, ему очень нужное, то он захочет об этом рассказать, скомпрометировав при этом себя.
– Любой чиновник об этом думает неизбежно, – снова возразил мне Абрамов, – поэтому это происходит и происходило. Например, обычная ситуация – это судейская система. Или я не знаю, как трактовать, взятки это или нет, допустим, участие во всякого рода предвыборных кампаниях? Иногда люди приходят и говорят, давайте построим, условно говоря, школу. Она вообще не нужна, но мы прекрасно понимаем, и другая сторона прекрасно понимает, что у нас через шесть месяцев выборы и надо школу построить так, чтобы за месяц до выборов перерезало ленточку определенное лицо, и мы финансируем это дело. Это взятка? У нас практически все сосредоточено в этой сфере, то есть мы в карман денег не даем. В силу того, что с нас интереснее, наверное, просить большие суммы. А большие суммы просить в карман страшно. Да, тот, кто будет строить эту школу, украдет процентов пятнадцать-двадцать, а мы об этом и не узнаем никогда. И это классифицировать как взятку? Наверное, нет.
В общении с очень богатыми людьми, которые выросли, так же как и все мы, в советских условиях, сначала в обычной советской школе, потом в бедном студенчестве, и имели точно такие же проблемы с одеждой и продовольствием, меня всегда интересует, что для них сегодня люкс. Это то, что они не могли позволить себе в детстве, или это уже частные самолеты, яхты и дворцы?
– Я трачу очень много денег на рыбалку. – Александр Григорьевич во всем оригинален. – То есть я позволяю себе рыбачить везде, в самых отдаленных местах, и рыбачу только на реках. Я не люблю морскую воду. Самолета своего у меня нет. Я постоянно арендую самолеты. Своего нет по одной простой причине: мне денег жалко. У нас 40%-ный ввозной налог. Российских машин нет, таких, которые бы меня устраивали по своим размерам. Совсем большие – они нецелесообразные.
Мой живой и бизнес-натренированный ум тут же предложил оформить самолет на какую-нибудь щвейцарскую компанию и пользоваться им, ввозя его временно.
– А вот если вы посчитаете экономически, то я делаю то же самое, только арендую у швейцарской компании. И вы увидите, что эта инвестиция, если вы это делаете для себя, ну в лучшем случае, дает вам 1 – 2% годовых. Экономически это совершенно бессмысленно, в силу того, что вы на нем очень мало зарабатываете. Поэтому для меня инвестировать свои собственные деньги в такого рода бизнес бессмысленно. Они у меня гораздо лучше работают здесь.
Вспомнила цены на топливо, на стоянки и техническое обслуживание и вынуждена была согласиться.
Дальше меня потянуло на философию. Я рассуждала о том, что завтра мог бы настать Судный день и нужно было бы подводить черту подо всем, что каждый из нас сделал в своей жизни. Я спросила Абрамова, что является его самой большой личной гордостью. И он снова меня удивил, потому что я ожидала
