Леонида Нерушенко из группы «Динамит». Потом через пятнадцать дней умер Айзеншпис. На меня свалилось столько доселе неизвестных мыслей и эмоций, что я не знал, что с ними делать. Уже зная, насколько циничен мир шоу-бизнеса, я понял, что после панихиды все разойдутся и будут заниматься своими делами. Прочитав речь со второй попытки, я призвал людей быть настоящими, делать все искренне, говорить только правду. После этой встречи ко мне подошли некоторые известные персоны и сказали: «Дима, тебе не показалось, что эти слова могли кого-то обидеть?» Представляешь, как быстро люди самоопределились?
– Они имели в виду себя? – догадалась блондинка.
– Конечно! Я отменил концерты, меня осуждали. В эту историю вмешалась вдова Айзеншписа, которую я видел раза четыре и с которой у нас никогда не было никаких дел. Я знал его сына и уважительно к нему относился как к сыну моего продюсера. Моей сестре тринадцать лет, и я знаю, как общаться с детьми. С ними очень приятно общаться, потому что делятся с тобой непосредственностью, которая в жизни потом помогает. Я уверен и сейчас, что не должен был ехать на третий день на гастроли петь легкомысленные песни. Мне абсолютно этого не хотелось. Мне было неприятно, что с этих концертов люди будут зарабатывать деньги, к которым я особого отношения не имел. Даже если бы мне платили, я бы не согласился. Передо мной стоял выбор. Если бы я тогда участвовал в этих концертах, то юридически связал бы себя с людьми, с которыми раньше не имел дела. А для меня очень важно то, с кем я работаю.
В 1999 году я приехал на Новый год в Москву. С друзьями мы пришли в Golden Palace, где увидели Айзеншписа. В своей записной книжке я написал тогда: «Вот было бы здорово с ним работать». В то время в Москве царила творческая свобода, со всех концов Москвы звучала конъюнктурщина. Я же не мог себе этого позволить. Меня педагоги ругали, если я пел эстраду. После смерти Айзеншписа я не мог себе позволить работать с тем, кого я не знаю, кто бы мне диктовал свои условия. И на третий день после похорон я сделал свой выбор. Я ехал по Бульварному кольцу на машине, которую я заработал и которую впоследствии меня вынудили отдать.
– Наследники?
– Да. Я сделал выбор. Я встретился с Яной и ее супругом, и мы решили работать свободно, ломать стереотипы. Мы решили, что шоу-бизнес должен измениться, и он изменился. Это была Янина идея. Все нюансы мы продумывали с Яной. Все, что в этой семье творилось раньше и творится сейчас, – это не мое дело.
– Этот конфликт уже закончился?
– Я думаю, что эта история не может так просто закончиться. Ведь дело не только в Диме Билане. Дима Билан просто попал между двух огней. Я не очень рад этому факту, но мне нужно думать о себе и о своих близких, которые на меня надеются, которым я помогаю. Я не буду говорить, что у них сейчас происходит. Но что касается моих судов, то я их все выиграл. Хотя гонору было очень много.
– Вам обидно?
– Да, в последнее время я сделал много неприятных для себя открытий. Я впервые узнал, что такое суды, кто такие юристы. Это такая специальная профессия. Одним словом, хлопот было достаточно. Теперь я понимаю, как с этим бороться: нужно просто делать свое дело.
– А еще мне всегда хотелось узнать, что испытывает артист, стоя перед двадцатитысячной беснующейся толпой, которая рвет на себе одежду и бросает бюстгальтеры на сцену?
– Со стороны сцены это выглядит иначе. Когда я выступаю, я нахожусь в таком экстазе, испытываю такие чувства, которые трудно с чем-то сравнить. Я испытываю необыкновенный восторг, который невозможно описать. Иногда я даже не понимаю, что я делаю. Если в таком состоянии упасть на сцене, то это даже не больно. Если я испытываю чувство любви, то на сцене оно во сто крат становится сильнее. То есть если это оргазм, то это больше, чем оргазм.
– А что, бывает, что на сцене вы испытываете оргазм? – поразилась я.
– Похожее чувство, чувство эйфории. Поэтому когда я вижу людей в подобном состоянии, то я понимаю, что в данную секунду для них ничего не существует в другом месте, а только здесь, сейчас и только в этой компании.
– А как складываются ваши отношения с поклонницами, которые дежурят у вас под окнами?
– Звонки на мой телефон поступают постоянно. Даже в домофон постоянно звонят. Конечно, иногда это надоедает. Однажды мне нужно было рано вставать, чтобы лететь в Буэнос-Айрес, и мне в четыре часа утра звонила какая-то девушка, явно не в себе. Она не переставала звонить, я разозлился и пообещал вызвать милицию. Когда утром я вышел из квартиры, я обнаружил под дверью огромное письмо. Я понимаю, что руководит такими поступками. В последнее время я получаю сообщения следующего содержания: «Спасибо за то, что ты даешь нам веру в то, что в жизни все возможно». Я понимаю, что здесь не обошлось без американской мечты о восхождении – из грязи в князи. С одной стороны, все это невероятно, а с другой стороны – вполне возможно. Поэтому появляются люди, которым это помогает. Главное – чтобы люди не стеснялись об этом говорить.
– У вас есть суеверия и приметы, которые вам помогают или, может быть, мешают?
– Конечно. Есть такая примета всех артистов: если у меня что-то падает из рук – текст или сценарий, я его поднимаю и присаживаюсь на него. У меня же эта примета дошла до маразма: если у меня падает телефон, то я на него не сажусь – я его прикладываю сзади. То же самое с ключами или книжкой. Еще я очень боюсь летать на самолетах. Сейчас я летаю очень часто, поэтому возникает мысль: когда-то же это должно произойти, сколько можно летать без проблем? Я беру с собой в полет какие-то вещи. Сначала я делал это бездумно, потом на эмоциях, и в конце концов, я понимаю, что это все так шатко, что я иду по острию, и со временем я понял, что такое вера, что такое традиции, которых придерживаются люди. У некоторых людей, миллиардеров, с которыми ты общаешься, есть медиумы, которые им в чем-то помогают. Себя нужно чем-то подкреплять, потом что страшно стоять одному. Примет у меня много. Например, посмотрев в детстве фильм «Пункт назначения», я теперь не могу срывать бирки с чемоданов. Если кто-то мне их срывает, я их просто бью по рукам.
– Вы вспомнили про медиумов. А каким Вы сами видите Ваше будущее?
– Думая о будущем, оглядываясь на прошлое, я испытываю жуткий страх, потому что вспоминаю философское высказывание: «Осторожно, мечты сбываются!» Настолько захватывают мечты о будущем. В последнее время я постоянно об этом думаю. После того как мы общались с Руди Пересом на эту тему, сидя у него на кухне и кушая бесподобное мясо, приготовленное им по-аргентински. После этого общения и моих собственных размышлений мне вспоминается последнее событие – Евровидение. На самом деле все было странно. На каждой репетиции, на каждом выступлении происходила какая-то гадость, которая меня обезоруживала и выбрасывала за борт. То декорации не помещаются, то со льдом проблемы. Сколько раз мы все переделывали на генеральных репетициях! Я старался не думать, что это мне может помешать. Представьте, идет генеральная репетиция, все отработано и отрегулировано, я выхожу на сцену, принимаю позу, которую придумал за два дня до этого, начинаю петь, и вдруг выключается музыка. В зале в это время журналисты составляют портрет победителя. И это происходит именно тогда, когда я настраиваюсь думать только о победе. Будучи в Майами, я проезжал несколько незастроенных пустырей для домиков, между виллами Хулио Иглесиаса и Мадонны.
– Вы верите, что эти участки земли вас ждут?
– Я надеюсь на это, – улыбнулся Димочка. – Недавно снова проезжал мимо них, они еще не были застроены.
– Пока еще недвижимость в Америке недорогая, нужно брать. Главное – земля, а дом потом построите.
– Да, – улыбнулся своей мечте Димочка, – но не хочется к этой мечте привязываться. Хочется себя не потерять. Хочется прежде всего найти смысл жизни. Понятно, что все его ищут на протяжении всей своей жизни. Мне хотелось бы делать больше свободных шагов в стороны, чтобы они приносили удовлетворение и успех. Я уже не представляю свою жизнь без успеха. Хотя не хочется становиться типом, жаждущим успеха. Это не очень хорошо. Мне бы хотелось много чего попробовать. Попробовать себя в разных видах деятельности. Как и всем, хотелось бы иметь семью.
– Вы мечтаете о детках?
– Конечно.
– Мальчика хотите или девочку?
