Интересуюсь, как началась его режиссерская карьера, в каком возрасте он почувствовал, что хочет стать именно Клодом Лелушем – великим режиссером.
– Я захотел делать кино, когда стал в него ходить. Во время войны моя мать прятала меня в кинозале. Нас разыскивало гестапо. Так я познакомился с кино, проводя целые дни в парижском кинотеатре, потому что немцы не арестовывали людей в кинозалах. И так родилась моя страсть к кино. Поскольку я провел часть жизни в кинотеатре, то очень скоро я почувствовал, что больше счастлив в кинотеатре, чем в жизни. Люди на экране были красивее, умнее, смелее, чем на самом деле. И я решил, что кино – это лучшая жизнь. Я сказал себе: «Я предпочитаю общаться с людьми на экране, чем на улице». Я принял решение, что сделаю из этого свое ремесло и вся моя жизнь будет вращаться вокруг кино. Вот так выросла эта страсть. Да, кстати, и Россия сыграла очень важную роль в моей жизни.
– Но об этом мы поговорим в Вашей гостиной, – прервала его я не только потому, что устала сидеть известной точкой на жестком кухонном стуле, но еще и потому, что как профессионал чувствовала, что нужно поменять точку съемок – на диване.
– На диване так на диване. Женщина на диване. – Похоже, Лелушу понравилось словосочетание или он придумал название продолжению «Мужчина и Женщина». – Хорошо!
Итак, мы устроились на диване и я возвращаю его к нашим, российским баранам:
– Вы сказали, что Россия сыграла свою роль в Вашем становлении как режиссера?
– Да, я начинал свою карьеру как оператор новостей и в 1957 году приехал в Советский Союз на съемки короткометражного фильма. Я провел несколько дней в Москве, снимая на улицах тайком. И в один прекрасный момент я попал на съемочную площадку «Мосфильма», где снимался фильм «Летят журавли». Мне посчастливилось встретить Татьяну Самойлову, Алексея Баталова и, конечно, Михаила Калатозова, режиссера фильма. Два дня я пробыл на съемочной площадке, группа меня хорошо приняла, мне показали исходники фильма и его монтаж. Я влюбился в этот фильм, мне он показался великолепным, и глядя на то, как работает Калатозов, я решил, что тоже буду режиссером. То есть, глядя на движение камеры этого фильма, я решил престать работать новостийным оператором и стать режиссером. Вот таким образом Россия сыграла очень важную роль в моей жизни. И этот фильм остается моим любимым. И, кстати, именно я выбрал этот фильм для участия в Каннском кинофестивале. Известно, что он получил «Золотую пальмовую ветвь». То есть я, в свою очередь, сыграл решающую роль в международной судьбе этого фильма.
Доводилось ли ему работать с русскими актерами, спрашиваю. Оказалось, зря.
– Я не знаю новых актеров, я плохо знаю старых, – посетовал на наш промоушен Лелуш. – Русское кино не популярно во Франции. Но я хотел бы некоторые важные сцены моего будущего фильма снять в Москве. Скоро я приеду на несколько дней в Москву, чтобы познакомиться с актерами и с техническими специалистами, отобрать места для съемок.
– Из всех актеров мира, с которыми Вы работали, с кем было легче всего работать? Кто стал приятной неожиданностью? И наоборот, с кем Вам не понравилось сотрудничать? – засыпала я его вопросами, требуя желтеньких подробностей.
– Вы знаете, – задипломатничал Лелуш, – это не в моих правилах плохо говорить о людях.
– Тогда скажите хорошо. – Я была сама покладистость.
– Я буду говорить только о хорошем, – приободрился Лелуш. – Все актеры, которые снимались в моих фильмах, доставили мне огромное удовольствие от работы с ними. Потому что я делал пробы до заключения контрактов. У меня было два-три, может быть, больше – три-четыре разочарования в актерах, но для сорока фильмов это не много. И я конечно же оставлю эти разочарования в себе, потому что не хочу помешать актерской карьере. Может быть, в том, что мы не сработались с этими людьми, есть и моя вина. Но их не было много. Я думаю, что на сорок фильмов три-четыре маленьких проблемы с актерами – это не много. Потому что во всех остальных случаях все проходило отлично.
Предлагаю бросить жребий или поставить диагноз – тиран или демократ?
– Я стараюсь ясно выражаться, – ответил за виртуального психоаналитика Клод. – Я пытаюсь точнее объяснить, чего я хочу, и когда я знаю, чего я хочу – это достаточно просто. Я думаю, что только те режиссеры, которые не знают, чего хотят, становятся тиранами, чтобы спрятать свою некомпетентность. Я думаю, что, когда знаешь, чего хочешь, ты – не тиран. Я не люблю тиранов ни в политике, ни в жизни, ни на съемочной площадке. Я люблю дискутировать и все обсуждать, стараясь найти решение с актерами и с остальными участниками группы. На съемках нужно уметь быть терпеливым и вместе с тем очень быстро реагировать. Потому что, когда актеры в отличной форме – происходит чудо, и это момент, когда нужно броситься и успеть все снять.
Заговорили о том, где Лелуш черпает вдохновение, особенно необходимое при создании шедевров.
– Любовь к жизни, – коротко ответил гений. – На мой взгляд, жизнь – это океан гадостей, и каждый раз, когда мы достигаем конца гадости, – мы счастливы. Я не думаю, что счастье существует. Счастье – это искусство подходить к концу гадости, к концу трудности. Мне это чаще всего удается. Моя собственная жизнь не раз послужила для меня источником историй для моих фильмов. Я стараюсь жить как можно интенсивнее, по максимуму. И чем дольше я живу, тем сильнее у меня воображение, а чем сильнее у меня воображение, тем больше я хочу снимать кино. То есть для меня феномен созидания – главное в моей жизни. И очень важно, чтобы в моей жизни происходило как можно больше событий, потому что чем их больше, тем больше шансов, что это попадет на экран.
Когда мои герои так долго и красиво отвечают, я иногда отвлекаюсь и смотрю по сторонам. На этот раз по всем сторонам висели красивые картины. Интересно, он сам их собирал?
– Это картины художницы Шаблие о Париже, – перехватил мой взгляд Лелуш, – они изображают парижскую жизнь и иллюстрируют песни Шарля Тренэ. Я нахожу их очень веселыми. Это почти как кино.
На классический вопрос всех журналистов мира о любимом блюде Лелуш как человек, семья которого имела отношение к Востоку, конечно же назвал блюдо арабской кухни – кускус (для тех, кто с бронепоезда, поясню: похоже на плов, только вместо риса – пшенка, да и специи другие). Когда стало понятно с закуской, пришлось, при всем моем отвращении к спиртному, спросить про напитки. Услышать про минеральную воду я и не надеялась.
– Иногда я люблю выпить вина, – разочаровал меня и обрадовал некоторых моих российских знакомых Лелуш, – особенно бургундского. Еще я люблю пиво и обожаю водку.
Следующий мой вопрос про его грехи, в вышеупомянутом контексте, имел уже довольно факультативный характер.
– Мои грехи схожи с грехами всех тех мужчин, которые любят смотреть на женщин. – Лелуш почему-то пристально посмотрел на меня. – Хотя я в жизни никогда не приставал к женщине против ее воли, но если она ко мне пристает, я позволю ей добиться своего.
Отвела разговор подальше о греха и от его грехов и, как и положено в таких случаях как с пристающими, так и с позволяющими к себе приставать, заговорила о его семье. Заодно, поинтересовалась, что он считает своим домом.
– Я очень люблю свои дома. У меня их несколько, потому что у меня много детей. У меня их семеро. Поэтому мне нужен очень большой дом.
Зная, что дети у него от разных жен, но памятуя о его восточно-историческом бэкграунде, на всякий случай поинтересовалась, не живут ли все его дети вместе с ним.
– Нет, мы не живем вместе, но иногда мы все вместе собираемся, и тогда нам нужен большой дом. Как видите, мне нужно минимум семь спален, то есть мне необходимо иметь огромные дома. У меня есть один в деревне, один в снежных горах и один в Париже.
Я подозреваю, что он рассказал мне не обо всех домах, наверное, опасаясь, что его французский налоговый инспектор прочтет мою книгу.
При пожаре или переезде из дома в дом какую свою самую любимую вещь он берет с собой?
– Фильмы, – не стал оригинальничать Лелуш. – Я вожу с собой повсюду множество фильмов на кассетах и на пленках.
Неужели свои сорок фильмов? Какой самофетишизм!
– Это фильмы разных режиссеров, – улыбнулся Клод. – Мои картины всегда хранятся у меня в кабинете. Но у меня есть около пятидесяти фильмов, с которыми я живу, которые мне необходимо пересматривать.
